JК
Непротивление :: Бондарев Юрий Васильевич
Страница: 198 из 447 – У меня никакой любви нет, мне – лук редьки не слаще.
– Не изрекай бредовину, Миша. Умение играть – умение жить. Вся наша жизнь – двадцать одно: держать банк или спустить банк.
– Сегодня что-то охоты нет картишки бросать, – заявил Логачев, насупясь.
– Отложим, по желанию трудящихся, – поддержал его Эльдар. – Господи, дай мне остановиться… Тридцатый стих двадцать третьей главы.
– Согласия нет, резону не вышло. Допиваем – и по домам. Завтра день и ночь – козырные.
Глава одиннадцатая
Машину оставили в лесу, на обочине, продавленной старыми колеями проселка. Билибин разложил инструменты на брезенте, открыл капот, создавая на всякий случай обстановку неисправности в пути, остальные четверо вышли на опушку, ближе к дороге, ведущей от переезда правее железнодорожной станции к деревне Верхушково. И здесь, молча покуривая на поваленной березе, стали ждать, пока подернется пеплом, потухнет закат, еще янтарно-медовым светом широко разлитый на западе, над дальними лесами, пока стемнеет и после знойного дня июльский вечер перейдет в ночь. В полях однотонно кричал дергач. Там долго волнисто колыхался туман, слева он полз медленным белым удавом по железнодорожной платформе. Оттуда изредка раздавался мычащий гудок электрички, затем, убыстряя стук колес, мелькали вагоны с золотистыми огнями заката на стеклах.
– Не изрекай бредовину, Миша. Умение играть – умение жить. Вся наша жизнь – двадцать одно: держать банк или спустить банк.
– Сегодня что-то охоты нет картишки бросать, – заявил Логачев, насупясь.
– Отложим, по желанию трудящихся, – поддержал его Эльдар. – Господи, дай мне остановиться… Тридцатый стих двадцать третьей главы.
– Согласия нет, резону не вышло. Допиваем – и по домам. Завтра день и ночь – козырные.
Глава одиннадцатая
Машину оставили в лесу, на обочине, продавленной старыми колеями проселка. Билибин разложил инструменты на брезенте, открыл капот, создавая на всякий случай обстановку неисправности в пути, остальные четверо вышли на опушку, ближе к дороге, ведущей от переезда правее железнодорожной станции к деревне Верхушково. И здесь, молча покуривая на поваленной березе, стали ждать, пока подернется пеплом, потухнет закат, еще янтарно-медовым светом широко разлитый на западе, над дальними лесами, пока стемнеет и после знойного дня июльский вечер перейдет в ночь. В полях однотонно кричал дергач. Там долго волнисто колыхался туман, слева он полз медленным белым удавом по железнодорожной платформе. Оттуда изредка раздавался мычащий гудок электрички, затем, убыстряя стук колес, мелькали вагоны с золотистыми огнями заката на стеклах.