Непротивление   ::   Бондарев Юрий Васильевич

Он не продал компас, не купил на вырученные деньги буханку хлеба (батон белого), как надеялся, и, войдя в комнату, где мать лежала на кровати, полузагороженной шифоньером, сказал виновато:

– Как вы чувствуете себя, мама?

– Перестань, Сашенька, – отозвалась она тихо и протяжно. – Ты опять меня на «вы». Неужели ты отвык от меня?.. Я прекрасно себя чувствую. Ну а что у тебя?

Он не мог бы точно объяснить себе, почему он обращался к матери на «вы», почему он стеснялся ее: быть может, действительно отвык за эти годы или неловко было от своей грубоватой силы, корявых, не раз обмораживаемых в разведке рук, обмороженных щек, имеющих лиловатый оттенок, который раздражал его по утрам в минуты бритья. Его раздражал в зеркале и собственный взгляд вблизи, взгляд будто чужого, незнакомого человека, прямой, твердый, насмешливый, готовый к мгновенному сопротивлению. Его смущал свой резковатый голос и, разговаривая с матерью, он снижал его до неестественного звучания и краснел от неловкости, замечая, как мать порой разглядывала его мягкими карими глазами, некогда так молодо и ярко блестевшими. Ему мнилось, что она искала в нем что-то напоминающее отца и, найдя родственное сходство или не найдя, отворачивалась, вздыхала неслышно.

– Завтра у меня будут деньги, мама, – сказал Александр негромко и снял китель, повесил на вешалку возле двери. – Есть не хочу, перекусил с фронтовыми ребятами в забегаловке.

– И немножечко согрешил? Да? Я вижу по глазам. Они у тебя не лгут.

– Чуть-чуть, мама, выпили. Когда мы встречаемся – не обходится.