Несколько печальных дней (Повести и рассказы)   ::   Гроссман Василий

Магазаник, придя домой, сидел на ступеньках крыльца. Он волновался, точно рожала его Бэйла. Сумерки сгустились, в окнах зажегся свет. Евреи возвращались из синагоги, держа под мышкой свертки молитвенных одежд. В свете луны пустая площадь Яток, домики, улицы казались красивыми и таинственными. Кавалеристы в брюках галифе, звеня шпорами, ходили по кирпичным тротуарам. Девушки грызли подсолнухи и смеялись в сторону красноармейцев. Одна из них скороговоркой рассказывала:

- А я ем цукерки и бумажки на него кидаю, а я ем та бумажки на него кидаю.

- А, - произнес Магазаник, - не мала баба клопоту, купыла порося, мало мне своего, так вся партизанская бригада тоже должна в моем доме рожать. Он вдруг насторожился и привстал. Из-за двери раздавался чей-то хриплый мужской голос.

Голос выкрикивал такие крепкие, матерные слова, что Магазаник, послушав, покачал головой и плюнул на землю: это Вавилова, ошалев от боли, в последних родовых схватках, сражалась с богом, проклятой женской долей.

- Вот это я понимаю, - сказал Магазаник, - вот это я понимаю: комиссар рожает, а Бэйла знает только одно: "Ой мама, ой мамочка, ой мама".

Розалия Самойловна хлопнула новорожденного по сморщенному влажному задку и объявила:

- Мальчик!

- Что я сказала! - торжествующе произнесла Бэйла и, приоткрыв дверь, победно крикнула:

- Хаим, дети, мальчик!

И вся семья собралась у дверей, взволнованно переговариваясь с Бэйлой. Даже слепая бабушка ощупью подошла к сыну и улыбалась великому чуду.