Несколько слов об Уолте Уитмене   ::   Борхес Хорхе Луис

Гордое спокойствие мучеников,

Женщина старых времен, уличенная ведьма, горит

на сухом костре, а дети ее стоят и глядят на нее.

Загнанный раб, весь в поту, изнемогший от бега, пал

на плетень отдышаться.

Судороги колют его ноги и шею иголками, смертоносная

дробь и ружейные пули.

Этот человек – я, и его чувства – мои.

Все это Уитмен перечувствовал и всем этим перебывал, но, по сути, – не в повседневной истории, а в мифе – он был таким, как в двух следующих строках («Song of Myself», 24):

Уолт Уитмен, космос, сын Манхэттена,

Буйный, дородный, чувственный, пьющий, едящий, рождающий.

А еще был тем, каким ему предстояло стать в будущем, увиденном с той нашей грядущей ностальгией, которая сама вызвана к жизни этими предвосхищающими ее пророчествами («Full of Life, Now» [13] ):

Сейчас, полный жизни, ощутимый и видимый,

Я, сорокалетний, на восемьдесят третьем году этих Штатов,

Человеку через столетие – через любое число

столетий от нашего времени, –

Тебе, еще не рожденному, шлю эти строки, они ищут тебя

Когда ты прочитаешь их, я – раньше видимый – буду невидим,

Теперь это ты – ощутимый, видимый,

понимающий мои стихи – ищешь меня,

Ты мечтаешь, как радостно было бы, если бы я мог

быть с тобой, стать твоим товарищем,

Пусть будет так, как если бы я был с тобой. (И не будь

слишком уверен, что меня с тобой нет.)

Или («Songs of Parting» [14] , 4, 5):

Камерадо, это не книга.