Нетерпение   ::   Трифонов Юрий

Вдруг вспомнилась та осень в Городище, шесть лет назад, когда он приехал в имение будущего тестя, еще ни о чем не догадываясь, еще полный ожесточения от неудачи с университетом - одесские власти были согласны его восстановить и даже ходатайствовали, но министерская сволочь в Петербурге ни за что не соглашалась, и пришлось терять второй год - и там, в Городище, обе ученицы, Оля и Тася, горячо ему сочувствовали и жалели его, и первые несколько дней он только и делал, что рассказывал всю эпопею в подробностях. Сейчас, вспоминая то, как он рассказывал, да и саму эту историю с профессором Богишичем, он понимал, что тщеславился и петушился сверх меры, хотя гордиться было нечем. Подумаешь, событие! Профессор, старый болван, сделал замечание Абрашке Беру (Абрашка задремал на лекции): "Вы что, в кабаке? Не хватает еще подушек! Вон!" Абрашка пытался что-то пищать в свое оправдание, но Богишич заорал: "Молчать! Вон!", топал ногами, как генерал на денщика, ну и, разумеется, оставить такое скотство без последствий было нельзя. Сначала бойкот, потом ждали объяснений, ректор пытался замять, Богишич уклонялся, но министр, граф Толстой, требовал грозных кар. Смешно все это. Во-первых, вздор: какие в кабаке подушки? Полуграмотный серб, по-русски-то говорить не научился, но такие слова, как "Молчать!" и "Вон!", уже знал прекрасно.

Тася дразнила: "А, так и надо! Не вступайтесь за какого-то Бера!" Он вступался не за Бера, а за принцип. Студент есть человек со своим кодексом чести, и никому не должно быть дозволено топать на него ногами. Ольга, старшая сестра, слушала с молчаливым восторгом. И от восторга - даже пятна на щеках, под смуглым румянцем. "Признайтесь, Андрей, вы были руководителем? Громче всех кричали "Долой!"" Ничего подобного, он как раз написал в письменном объяснении - начальство добивалось узнать, кто коновод - коноводом не был, потому что их нет между студентами.