Неумолимая жизнь Барабанова   ::   Ефремов Андрей

 – Он придвинул к себе лоснящийся прямоугольник бумаги и вывел на нем умопомрачительное число. Голос мой на некоторое время иссяк. Когда же гортань и небо увлажнились, я кое-как дал понять Кафтанову, что нобелевский комитет еще не обращался ко мне и что прочими писательскими регалиями я тоже пока не отмечен. Кафтанов совершенно серьезно сказал, что будущее неизвестно никому, и качнул бронзовый колокольчик с двуглавым орлом.

– Хотите верьте, хотите нет, – проговорил он. – Колокольчик из гимназии, где учился цесаревич.

– В Царском, против Орловских ворот, – сказал я машинально, и Ксаверий с удовольствие кивнул. Между тем оказалось, что звонил он недаром. В кабинет проник Кнопф с маленьким подносом.

– Алиса? – проговорил Ксаверий Борисович, глядя, как роняет Кнопф сухое печенье на бездонную полировку.

– Рыдает Анюта Бусыгина, – отрапортовал Кнопф.

– Что ж она все рыдает? – сдержанно удивился Ксаверий. Кнопф тем временем расставил между нами все, что было на подносе, и вышел.

– Рыдания эти… – сказал Ксаверий. – Не знаю, что бы я делал без Алисы.

– Психотерапевт? – поинтересовался я. Кафтанов отвел взгляд от чашки.

– В известном смысле… Впрочем… Да Господи, что это я! Вы у нас теперь психотерапевт, Александр Васильевич.

Нет, я не захлебнулся тяжелым маслянистым кофе. Мне кажется, что в тот момент я без сомнений и трепета принял бы императорский венец. Проклятая сумма загипнотизировала меня.