JК
Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и ее жестокосердной бабке :: Маркес Габриэль Гарсиа
Страница: 46 из 60 — Безродные твари! Дешевки! — а потом в сторону очереди: — Ну на что вы годитесь, бабье охвостье! На ваших глазах творят такое безобразие над беззащитным существом, а вы — хоть бы что, дохляки поганые.
Она кричала, как оглашенная, дубася всех, кто попадался ей под руку, жезлом, но ее бешеные вопли тонули в криках и злых насмешках толпы.
Эрендира не могла спастись от такого позора — ей не позволяла собачья цепь, которой бабка приковывала ее к кровати после неудавшегося побега. Никто не причинил ей никакого вреда: нагую Эрендиру пронесли на ее алтаре под кисейным пологом, словно это было шествие — аллегория с грешницей в оковах, и под конец засунули в раскаленную клетку посреди главной площади. Эрендира сжалась в комочек, спрятала в ладони сухие без слезинки глаза, и вот так лежала на самом пекле, кусая от стыда и бессильной ярости тяжелую цепь своего злосчастья, пока какая-то сердобольная душа не прикрыла ее рубашкой.
Это был тот один-единственный раз, когда я увидел ее воочию, но со временем узнал, что они с бабкой обретались в пограничном городке под покровительством местных властей, пока не набили доверху огромные сундуки. Лишь тогда старуха с внучкой покинули пустыню и двинулись к морю. Во все времена никому не доводилось видеть такого скопища богатства в царстве бедняков. Нескончаемо тянулись запряженные волами повозки, на которых громоздилось пестрое крикливое барахло, как бы возрожденное из пепла сгоревшего особняка.
Она кричала, как оглашенная, дубася всех, кто попадался ей под руку, жезлом, но ее бешеные вопли тонули в криках и злых насмешках толпы.
Эрендира не могла спастись от такого позора — ей не позволяла собачья цепь, которой бабка приковывала ее к кровати после неудавшегося побега. Никто не причинил ей никакого вреда: нагую Эрендиру пронесли на ее алтаре под кисейным пологом, словно это было шествие — аллегория с грешницей в оковах, и под конец засунули в раскаленную клетку посреди главной площади. Эрендира сжалась в комочек, спрятала в ладони сухие без слезинки глаза, и вот так лежала на самом пекле, кусая от стыда и бессильной ярости тяжелую цепь своего злосчастья, пока какая-то сердобольная душа не прикрыла ее рубашкой.
Это был тот один-единственный раз, когда я увидел ее воочию, но со временем узнал, что они с бабкой обретались в пограничном городке под покровительством местных властей, пока не набили доверху огромные сундуки. Лишь тогда старуха с внучкой покинули пустыню и двинулись к морю. Во все времена никому не доводилось видеть такого скопища богатства в царстве бедняков. Нескончаемо тянулись запряженные волами повозки, на которых громоздилось пестрое крикливое барахло, как бы возрожденное из пепла сгоревшего особняка.