JК
Незавершённый роман :: Набоков Владимир Владимирович
Страница: 71 из 76Словом, та специфическая популярность, которой всегда пользовался принц, только увеличилась, и самые насмешливые догадки о том, каково ему читать о собственных проделках, все же носили отпечаток того добродушия, которым невольно поощряется чужое молодечество.
Знать, советники, двор и "дворцовые" члены пеплер-хуса были взяты врасплох и, выжидательно присмирев, потеряли бесценный политический темп. Правда, за несколько дней до приговора депутатам королевского крыла удалось путем замысловатого подкопа (или подкупа) провести в пеплерхусе закон о запрещении газетам помещать судебные отчеты "бракоразводных и иных дел, могущих содержать соблазнительные детали", но так как по конституции ни один закон не мог вступить в силу до истечения сорока дней с момента его принятия (это называлось "беременность Фемиды"), у газет было время спокойно писать о процессе до самого его конца.
Сам принц отнесся к нему с полным равнодушием, выраженным притом столь естественно, что можно было сомневаться, понимает ли он, о ком в действительности речь. Так как ни одна черточка дела не могла ему быть незнакома, то приходится заключить, что, если ему не отшибло памяти, он отменно владел собой. Только раз его приближенным показалось, что тень раздражения мелькнула по его большому лицу. "Какая досада,-- воскликнул принц.-- Почему этот шалун не звал меня на свои посиделки? Que de plaisirs perdus! " (Сколько удовольствия потеряно! (франц.
Знать, советники, двор и "дворцовые" члены пеплер-хуса были взяты врасплох и, выжидательно присмирев, потеряли бесценный политический темп. Правда, за несколько дней до приговора депутатам королевского крыла удалось путем замысловатого подкопа (или подкупа) провести в пеплерхусе закон о запрещении газетам помещать судебные отчеты "бракоразводных и иных дел, могущих содержать соблазнительные детали", но так как по конституции ни один закон не мог вступить в силу до истечения сорока дней с момента его принятия (это называлось "беременность Фемиды"), у газет было время спокойно писать о процессе до самого его конца.
Сам принц отнесся к нему с полным равнодушием, выраженным притом столь естественно, что можно было сомневаться, понимает ли он, о ком в действительности речь. Так как ни одна черточка дела не могла ему быть незнакома, то приходится заключить, что, если ему не отшибло памяти, он отменно владел собой. Только раз его приближенным показалось, что тень раздражения мелькнула по его большому лицу. "Какая досада,-- воскликнул принц.-- Почему этот шалун не звал меня на свои посиделки? Que de plaisirs perdus! " (Сколько удовольствия потеряно! (франц.