Нижние Байдуны   ::   Брыль Янка

Поздоровавшись, родственники пошли на площадь за лошадьми, и мы, забрав свои пожитки, на трех подводах поехали в деревню.

Крестного я полюбил, видать, с того самого дня. А вскоре, лет через шесть или семь, уже хотел и писать про него. Потом писал, а еще позже и печатал написанное, на протяжении лет рассеяв этот образ по многим и разным страницам. Теперь я не собирал в памяти остатки этого образа, остерегаясь повторов, а думал, что расскажу о нем наконец все. Но вот же снова нет его, такого ощущения. И дело, конечно, не в фактах его скромной жизни, которые исчерпать и подсчитать не очень трудно...

Последняя наша встреча была такая тихая и светлая. И прежде всего, она никак не казалась нам последней.

Перед большими чистыми окнами новой хаты, построенной его самым младшим, Жеником-трактористом, в палисаднике, где были цветы и яблоня, на яблоне этой кукушка собирала гусениц. И совсем не боялась нас. Пошелестела тихонько, поперелетывала с ветки на ветку и - махнула серая, полетела дальше, в другие сады и палисадники. Такая обычная, будничная, будто артистка, которую после ее поэтических, отдаленных сценой "ку-ку" встретишь в магазине с авоськой.

Мы с крестным сидели на лавочке у соседа, через улицу, и о чем-то солнечно говорили, а может, и молчали больше, так же солнечно.

Он любил цветы, голубей, гусей. Если гуси, рассуждая "трезво", это вкусное мясо и мягкие перья, так голуби и цветы, одни под стрехой или в полете, а другие в палисаднике или в вазонах, - это уже только поэзия. Да и с гусями то же.