Нижние Байдуны   ::   Брыль Янка

Она и детей нарожалаему полную хату, одних девочек. Раньше он мог и выпить, и побуянить, а теперь и сам притих, и другим проповедует, как и где только можно.

И тут, на хате, тоже.

- В священном писании сказано ясно: бог есть любовь, - тянет он свою думку, - и имеющий уши, чтоб слышать, да слышит.

Осечка хохочет. Вроде не очень естественно для него, будто нарочно так звонко.

- Какая тут, хлопец, любовь на стрехе? - кричит он своим тонким голосом. - Любовь у нас вечерком!

Даже в ладоши всплеснул, прежде чем еще раз захохотать.

И ладоши эти рассмешили Тимоха Ермолича, который только что подошел и остановился около меня. Окучив картошку, Тимох отвел на пастьбу коня, а самого домой не очень тянет. Хоть небольшая, а все ж компания.

- Любовник! - смеется он. - Ве-чер-ком... Если б тебе какая-нибудь хоть в шутку пообещала, хоть в Хлюпичах, дак рысью попер бы туда, рук из карманов не вынимая.

Хлюпичи от нас далеко, у самой пущи, куда наши зимою ездят по дрова.

Костя и тут смеется. У Тимоха прозвища почему-то нет, Осечке только остается его фамилия:

- Эх ты, Ермолич, Ермолич!..

Брат Арсений (а это давно уже стало прозвищем) возмущенно плюнул, но сказал опять же цитатой:

- Мерзость запустения, реченная пророком Даниилом.

Тимохова жена Волечка тоже путается с пятидесятниками, которых у нас называют баптистами, потому Тимох и злой на "святых" и с цитатами немного знаком.