JК
Обгон :: Алексин Анатолий
Страница: 10 из 37Спрятать его от мамы мне, конечно, не удалось…
Когда я вернулась домой, платье мое, старательно ею отглаженное, выглядело для маминого зоркого взгляда траурным. Как и выражение моей физиономии…
— Не вопринимай чужой успех как большое личное горе! — Мама не единожды так уверенно внушала мне эту мудрость, будто цитировала ее. Но безуспешно…
«Пусть бы тёзку объявили самой начитанной из нас! — допускала я компромисс. Поскольку видела, как она любит книжки. — Пусть бы ее назвали самой музыкальной! Так как она играла на скрипке… Но самой красивой?!» — Так, перемещаясь из столовой в спальню, а оттуда — на кухню, полубредила я. — Имя от меня отняла, Лиона у меня отобрала…
Имя мое, действительно, на две буквы укоротилось. Но Лионом я и до того не владела.
Отобрать же то, чего нет, невозможно. Да и рано мне было кем-то владеть…
«Не родись красивой, а родись счастливой!»? Но ведь можно родиться и красивой и счастливой одновременно, как моя тёзка… А можно, как я, — и некрасивой и несчастливой…» Так я продолжала себя истязать. Пока не уткнулась в зеркало…
Придирчиво исследовав себя, я все же пришла к окончательному выводу о вопиющей необъективности жюри. Метание перешло в возмущение, в непримиримый протест.
Обуревамая всем этим, я улеглась в постель. И вдруг увидела, как мама, наоборот, свою постель покинула — и достала из аптечки те лекарства, которые принимала в самых исключительных случаях.
Она переживала не столько поражения дочери, сколько м о ю реакцию на них.
Когда я вернулась домой, платье мое, старательно ею отглаженное, выглядело для маминого зоркого взгляда траурным. Как и выражение моей физиономии…
— Не вопринимай чужой успех как большое личное горе! — Мама не единожды так уверенно внушала мне эту мудрость, будто цитировала ее. Но безуспешно…
«Пусть бы тёзку объявили самой начитанной из нас! — допускала я компромисс. Поскольку видела, как она любит книжки. — Пусть бы ее назвали самой музыкальной! Так как она играла на скрипке… Но самой красивой?!» — Так, перемещаясь из столовой в спальню, а оттуда — на кухню, полубредила я. — Имя от меня отняла, Лиона у меня отобрала…
Имя мое, действительно, на две буквы укоротилось. Но Лионом я и до того не владела.
Отобрать же то, чего нет, невозможно. Да и рано мне было кем-то владеть…
«Не родись красивой, а родись счастливой!»? Но ведь можно родиться и красивой и счастливой одновременно, как моя тёзка… А можно, как я, — и некрасивой и несчастливой…» Так я продолжала себя истязать. Пока не уткнулась в зеркало…
Придирчиво исследовав себя, я все же пришла к окончательному выводу о вопиющей необъективности жюри. Метание перешло в возмущение, в непримиримый протест.
Обуревамая всем этим, я улеглась в постель. И вдруг увидела, как мама, наоборот, свою постель покинула — и достала из аптечки те лекарства, которые принимала в самых исключительных случаях.
Она переживала не столько поражения дочери, сколько м о ю реакцию на них.