У фламандцев   ::   Сименон Жорж

Аккуратные стопки рубашек, панталон, нижних юбок, все тщательно отглажено…

Аккорды сливались в мелодию. Слышалась знакомая песнь. А толстые пальцы Мегрэ перебирали белое полотняное белье.

Какой-нибудь свидетель, несомненно, принял бы его за влюбленного или, скорее, за человека, утоляющего какую-то тайную страсть.

Грубое, прочное, не знающее износа белье, без малейшей кокетливости. Белье обеих сестер лежало вместе.

Теперь дошла очередь до ящика: чулки, подвязки, коробочки со шпильками… Никакой пудры… Никаких духов, кроме флакона одеколона, которым, вероятно, пользовались только по большим праздникам…

Звуки стали громче… Дом наполнялся музыкой…

Теперь, кроме звуков рояля, слышался голос, который понемногу стал заглушать аккомпанемент.

Но ты ко мне вернешься,

Прекрасный мой жених.

Это пела не Маргарита! Это пела Анна Питере! Она выделяла каждый слог. Она с тоскливым чувством подчеркивала отдельные фразы.

Пальцы Мегрэ по-прежнему ощупывали материю в шкафу.

В одной из стопок белья зашуршало что-то похожее на бумагу.

Еще одна фотография. Любительский снимок в коричневом тоне. Молодой человек с вьющимися волосами, тонкими чертами лица, выступающей вперед верхней губой, с самодовольной, чуть-чуть иронической улыбкой.

Мегрэ не смог бы сказать, кого напомнила ему эта фотография. Но она напомнила ему кого-то.

Тебе верна останусь,

Тобой лишь буду жить.

Низкий голос, почти мужской, постепенно стал медленно затихать.