Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго   ::   Моруа Андрэ

- А какая тишина! Ни малейшего беспорядка! Бедный старик Гюго, до которого я не мог добраться, чтобы обнять его, ужасно потрясен, но держится мужественно". Какая-то газета упрекала его за то, что на похоронах сына он был в мягкой шляпе. Низкорослый Луи Блан произнес прочувствованную речь:

Из двух сыновей Виктора Гюго младший уходит к старшему. Три года назад они были полны жизненных сил. Смерть, разлучившая их позднее, теперь снова соединяет их. Когда-то их отец писал:

Из всей моей семьи остались мне

Лишь сын да дочь,

О Господи! В печальной тишине

Иду я в ночь.

Крик отчаяния вырвался из его измученного сердца: "Останьтесь же вы двое близ меня!" Предвидел ли он, что природа будет неумолима? Предвидел ли он, что его дом станет "домом без детей"? Судьба как бы пожелала поровну послать ему страдания и славу, - ввергнуть его в бездну горя, равного его гению.

Первого января 1874 года он проснулся около двух часов ночи и начал записывать возникшую у него строчку стиха: "Зачем теперь мне жить? Чтоб умереть?" Но он знал, что это неверно. Несмотря на новые и новые удары судьбы, старый дуб оставался несокрушимым; несмотря на скорбь, Гюго работал с упоением. Он неустанно продолжал "совершенствоваться и возвышаться в своем искусстве... Каких только чудесных стихов, - говорил Поль Валери, - стихов, с которыми ничьи строфы не могут сравниться по размеру, по внутренней композиции, по звучанию, по наполненности, - не было им написано в последний период жизни...