Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго   ::   Моруа Андрэ

" Морис Баррес восхищался "поразительной звучностью последних стихов Гюго, подобных волнам, набегающим с рокотом на берег моря", его приводила в восторг "сила старого человека, который несет несметные сокровища и спешит показать людям свое золото в виде самородка, не тратя времени на чеканку, так как знает, что вскоре придет к нему смерть".

Эту исключительную мощь и мастерство сам Гюго прекрасно сознавал. Он сказал Уссэ, когда тот обедал у него в январе 1874 года: "Я словно лес, в котором несколько раз производили рубку: молодые побеги становятся все более сильными и живучими... Вот уже полвека, как я воплощаю свои мысли в стихах и прозе, но чувствую, что я не выразил и тысячной доли того, что есть во мне..." Молодые поэты отчаянно пытались отыскать еще не занятые им высокие вершины, чтобы там расположиться. Не одержав победы на той почве, где успешно трудился Гюго, они пытались создать нечто иное. Нарождался символизм, но какая символистская поэма могла быть более прекрасной и более мрачной, нежели "Лестница"? Разве "магический коридор" Малларме не ведет в "большую гардеробную" Виктора Гюго? Малларме это прекрасно понимал, и никто не сказал лучше его о "величественных руинах" старого волшебника! Малларме, словно искусный жонглер, наслаждался, показывая, как то или иное стихотворение молодой школы написал бы Гюго. "А знаете ли вы, - спрашивал он, - какой его стих мне показался наиболее прекрасным: "Солнце садилось сегодня в гряде облаков".

Гюго уже не поддерживал никаких отношений с современниками. Все его близкие друзья поумирали.