JК
Операция С Новым годом :: Герман Юрий
Страница: 144 из 214Подарил еще и новомодный целлулоидовый подворотничок, второй же оставил для Лазарева: пусть походит последние дни здесь франтом. Ему он тоже дал пачку «Северной Пальмиры», а Инге подарил полученный от Виктора Аркадьевича одеколон «Мои грезы» и плитку шоколаду: будет прогуливаться с Сашей, погрызет.
Но Саша подворотничок не подшил, папиросу не закурил, спрятал и то и другое, по его словам, на потом. Разжившись у подрывников трофейной гитарой, пел полюбившийся ему в эти дни чувствительный романс:
Там под черной сосной,
Под шумящей волной,
Друга спать навсегда положите…
И после бурного аккорда переходил к совсем уж рвущим душу словам:
Он взглянул потухающим взором
На дышащие негой леса,
А в пространстве высот кругозором
Там сияли над ним небеса…
Пел он, что называется, сквозь слезы, но все-таки казалось, что Саша подсмеивается и над чувствительными словами, и над рыдающей музыкой, и над своими угрюмыми и томящимися слушателями:
Он сказал с нап-р-р-ряженным усильем.
Обращаясь к пер-р-р-натым певцам:
«Наслаждайтесь свободой, весельем,
Я же скоро уйду к праотцам…»
— Репертуарчик бы надо освежить, — сказал дед Трофим, — к нам какие-никакие эстрадники приезжали, а такую муру никто не пел… Впрочем, один прибыл перед войной незадолго, так по нем так областной орган печати дал, что даже слишком резко, вроде «разнузданное мещанство»!
— Пой, Александр, не слушай деда, — велел Златоустов, — он чересчур в искусстве силен.
Но Саша подворотничок не подшил, папиросу не закурил, спрятал и то и другое, по его словам, на потом. Разжившись у подрывников трофейной гитарой, пел полюбившийся ему в эти дни чувствительный романс:
Там под черной сосной,
Под шумящей волной,
Друга спать навсегда положите…
И после бурного аккорда переходил к совсем уж рвущим душу словам:
Он взглянул потухающим взором
На дышащие негой леса,
А в пространстве высот кругозором
Там сияли над ним небеса…
Пел он, что называется, сквозь слезы, но все-таки казалось, что Саша подсмеивается и над чувствительными словами, и над рыдающей музыкой, и над своими угрюмыми и томящимися слушателями:
Он сказал с нап-р-р-ряженным усильем.
Обращаясь к пер-р-р-натым певцам:
«Наслаждайтесь свободой, весельем,
Я же скоро уйду к праотцам…»
— Репертуарчик бы надо освежить, — сказал дед Трофим, — к нам какие-никакие эстрадники приезжали, а такую муру никто не пел… Впрочем, один прибыл перед войной незадолго, так по нем так областной орган печати дал, что даже слишком резко, вроде «разнузданное мещанство»!
— Пой, Александр, не слушай деда, — велел Златоустов, — он чересчур в искусстве силен.