JК
Оракул петербургский. Книга 2 :: Федоров А. Г.
Страница: 15 из 475Основательным оправданием для полигамности страдалицы-немки служила версия о том, что Петр Великий был зачат Натальей Нарышкиной вовсе не от царя Алексея Михайловича (законного супруга), а от царедворца Стрешнева (недаром, многие считают, что Петр больше татарин и ирландец, чем татарин и славянин).
Но не о Петре Великом речь – о писателе великом идет разговор. А он ведь набрался где-то наблюдений, которые потом в творческом порыве переносил в свои произведения: "Она взглянула на койку, потом на дверь. – Я не знаю, какие тут правила, – сказала она вполголоса, – но если тебе нужно, Цинциннат, пожалуйста, только скоро". Ее житейскую философию писатель определял почти афористически: "Я же, ты знаешь, добренькая: это такая маленькая вещь, а мужчине такое облегчение". Судя по семейным фотографиям от бабушки пришли в произведения и другие сочные символы: "Круглые карие глаза и редкие брови были материнские, но нижняя часть лица, бульдожьи брыльца – это было, конечно, чужое". Так это или не так – вот в чем вопрос!? Одно с уверенностью можно утверждать: будущий великий писатель с раннего детства имел память цепкую, ум наблюдательный и язвительный. Возможно, облик любимой бабушки и семейные сплетни отпечатались в его голове достаточно прочно.
Все сходится на том, что в сердцевине клеток, дарованных Божьей волей, во плоти будущего писателя, клокотали генетические страсти, являвшиеся биологическим эхом татаро-монгольского, немецкого, немного еврейского, а потом уж славянского и еще черт его знает каких этносов. Не стоит мучиться подозрениями – отвержением или доказательством их.
Но не о Петре Великом речь – о писателе великом идет разговор. А он ведь набрался где-то наблюдений, которые потом в творческом порыве переносил в свои произведения: "Она взглянула на койку, потом на дверь. – Я не знаю, какие тут правила, – сказала она вполголоса, – но если тебе нужно, Цинциннат, пожалуйста, только скоро". Ее житейскую философию писатель определял почти афористически: "Я же, ты знаешь, добренькая: это такая маленькая вещь, а мужчине такое облегчение". Судя по семейным фотографиям от бабушки пришли в произведения и другие сочные символы: "Круглые карие глаза и редкие брови были материнские, но нижняя часть лица, бульдожьи брыльца – это было, конечно, чужое". Так это или не так – вот в чем вопрос!? Одно с уверенностью можно утверждать: будущий великий писатель с раннего детства имел память цепкую, ум наблюдательный и язвительный. Возможно, облик любимой бабушки и семейные сплетни отпечатались в его голове достаточно прочно.
Все сходится на том, что в сердцевине клеток, дарованных Божьей волей, во плоти будущего писателя, клокотали генетические страсти, являвшиеся биологическим эхом татаро-монгольского, немецкого, немного еврейского, а потом уж славянского и еще черт его знает каких этносов. Не стоит мучиться подозрениями – отвержением или доказательством их.