Оракул петербургский. Книга 2   ::   Федоров А. Г.

Но это неважно, когда есть стих, и он громким колоколом звенит в твоей больной голове (Обличение):

Нет памяти предела

в космической тиши.

Ты не ищи без дела

блуждающей души.

Ответ благоразумен,

спокоен, но безумен,

но только для того, кто

к нам с Земли пришел:

все рассмотрел – ушел!

Туда обратно – вспять,

чтоб прожигать опять,

как мот или пройдоха,

пришедшие от Бога

восторги посвящений

и новых воскресений.

Псалом тридцать седьмой,

покрытый синевой:

Господи!

Не в ярости Твоей

обличай меня, -

одари на закате дня -

и не во гневе Твоем

наказывай меня.

Милости прошу у Тебя:

воплоти в тело греховное меня

на заре вещего дня!

– Ох, труден, тяжел стих! – прошептала Муза, не понимая в забытьи или наяву она шепчет: мозг еще плохо работал, но губы шевелились. Это точно. Их мягкий шелест видели и даже слышали окружающие.

– Но иного выбора нет: "за неимением гербовой, пишем на меловой". Будем впитывать хотя бы музыку Псалма тридцать седьмого, его первой строфы, так прочно вбитой в концовку заклинания. – подумала и произнесла Муза. Опять шелест губ фиксировали Володя и Феликс, – эти скромные признаки жизни хоть как-то их воодушевляли. Муза, видимо, уже выбиралась с уровня общения с эфирными телами, разбросанными скелетами памяти и кристаллическими решетками.