JК
Орудия в чехлах :: Чукреев Ванцетти Иванович
Страница: 47 из 51Стволы тяжёлых береговых батарей наводят свои жерла на пристрелянные квадраты моря. Ревут моторы тяжёлых морских бомбардировщиков, и истребители выруливают на старт. Флот принял оперативную готовность номер один.
Ревун. Сейчас рявкнет ревун. И вздрогнут все башни. Тяжёлый, оглушающий грохот тряхнёт корабельное туловище, и пламя, пламя стволов пахнет в ту сторону…
Задохнувшись, чуть не сбив с ног сигнальщика, безмолвно обозревающего пустынные пространства моря и воздуха с левого борта, не став в положение, какое надлежало принять, обращаясь к начальнику, а ещё делая последние шаги, шифровальщик выкинул вперёд руку с зажатым в ней бумажным листком. И в напряжённой тишине мостика прозвучал его голос, голос последнего выдоха, голос тихий, но заставивший всех повернуться к нему:
— Москва!
Подхватив левой рукой бумажный листок, правую адмирал вскинул над головой. Командир эсминца негромко, но торопливо сказал что-то в телефонную трубку, соединявшую его с офицером, управлявшим огнём.
По углу возвышения орудий, по мощи заряда комендоры чувствовали, что огонь будет вестись на предельной дистанции. Смысл этого был прост: расстрелять вражеские корабли, когда они даже не могут ответить огнём своих пусть скорострельных, но слабых, презрительно окрещённых матросами «трещотками» пушек.
Ромбики дальномеров лежали на головном фрегате. Тонкие штрихи перекрестий торпедно-артиллерийского прицела словно прилипли к чужой стали.
Ревун. Сейчас рявкнет ревун. И вздрогнут все башни. Тяжёлый, оглушающий грохот тряхнёт корабельное туловище, и пламя, пламя стволов пахнет в ту сторону…
Задохнувшись, чуть не сбив с ног сигнальщика, безмолвно обозревающего пустынные пространства моря и воздуха с левого борта, не став в положение, какое надлежало принять, обращаясь к начальнику, а ещё делая последние шаги, шифровальщик выкинул вперёд руку с зажатым в ней бумажным листком. И в напряжённой тишине мостика прозвучал его голос, голос последнего выдоха, голос тихий, но заставивший всех повернуться к нему:
— Москва!
Подхватив левой рукой бумажный листок, правую адмирал вскинул над головой. Командир эсминца негромко, но торопливо сказал что-то в телефонную трубку, соединявшую его с офицером, управлявшим огнём.
По углу возвышения орудий, по мощи заряда комендоры чувствовали, что огонь будет вестись на предельной дистанции. Смысл этого был прост: расстрелять вражеские корабли, когда они даже не могут ответить огнём своих пусть скорострельных, но слабых, презрительно окрещённых матросами «трещотками» пушек.
Ромбики дальномеров лежали на головном фрегате. Тонкие штрихи перекрестий торпедно-артиллерийского прицела словно прилипли к чужой стали.