Оружие   ::   Короткевич Владимир Семенович

И одни будут везти товары, а другие всю дорогу жить милостыней, а потому перед каждым селом затягивать «песню милосердия», в такт ей бряцая кандалами:

Милосердные наши батюшки, Не забудьте нас, невольников, Заключенных, Христа ради!

Пропитайте-ка, наши батюшки, Пропитайте нас, бедных заключенных!

Сожалейтеся, наши батюшки, Сожалейтеся, наши матушки, Заключенных, Христа ради!

Мы сидим во неволюшке, Во неволюшке — в тюрьмах каменных За решетками железными, За дверями за дубовыми, За замками за висячими, Распростились мы с отцом, с матерью, Со всем родом своим, племенем.

И так изо дня в день.

Куда ведешь, дорога? На торжище? В рудник?

Доколе!!!

Кондрат тронул Алеся за плечо и, когда тот обернулся, испугался выражения его лица.

— Братка, ты что?

— Чего тебе?

Кондрат молча указал рукой, и тогда Алесь понял, что «Милосердная» ему не только почудилась.

По дороге медленно ползло серо-желтое пятно. Серое от пыли и халатов. Желтое от лиц, рук, от бубновых тузов тех, что ехали на телегах, сидя спиной к лошадям.

Алесь обвел глазами своих. Крайний слева, у подпиленной березы, неподвижно стоял Халимон Кирдун. Держал в руках топор, примеривался к клину, загнанному в распил. Ближе, по правую руку от Алеся, лежал со штуцером в руках Мстислав. Повернул к Алесю лицо, засветились солнечные глаза, подмигнул — Алесь улыбнулся, ибо это могла быть последняя улыбка и тому, кто уцелеет, было б больно.

Загорский глянул налево. Хищно уставился на прицел штуцера Кондрат. На губах злая усмешка: сейчас дорвется. А еще дальше трое «купленных». Сноп бледен и спокоен. Михаила шарит глазами по колонне. Щелканов невозмутимо поигрывает пистолетами (у него их три).

Ползет, ползет колонна слез. Скрипят колеса. Где тут может быть Андрей? Разве узнаешь? Да нет, можно узнать: ведь они поют.