JК
Осада Азова :: Мирошниченко Григорий Ильич
Страница: 113 из 486Перед образом Николы Чудотворца на тумбе лежало раскрытое Евангелие и золотое распятие.
– Дело важное, – сказал Наум Васильев, – а посему следует тебе, Смага, по установленному обычаю целовать крест и Евангелие. После того ты станешь говорить мне всю истину без хитростей, без утаек. А то, что ты поведаешь мне в тайне, в тайне же и сохраним. Кроме тебя, меня и бога, до положенного часа никто о том не должен сведать.
Дав нерушимую клятву крестоцелованием, Смага Чершенский стал открывать перед Васильевым тайну:
– Издалека – так в старину говорили – виднее. Странствовал я немало, натерпелся, наголодался, ума набрался, и то дает мне право при светлой памяти сказывать вам: дело Маринки Мнишек живет и поныне! Дело изменника и вора Ивана Заруцкого и ныне живет на Дону!
– Почто ты так? Обдумано ли? Доказано ли?
– Будьте во всем отныне весьма зорки, осторожны, – продолжал Смага. – Вам на Дону уготованы злодейская смерть и измена! – Он достал из-под истлевшей рубахи письмо, писанное по-татарски. – Читай!
Наум Васильев стал читать. Когда кончил, спросил:
– И то все правда?
– Мои старые глаза давно смотрят в могилу, а сердце и душа живут молодо и желают земле моей добра. Читай другое письмо.
Письмо было написано по-польски.
– Однако занятно! – сказал Васильев. – Придется молить о помощи Марину Куницкую, – польскому не учен.
– Поупаси тебя бог! – грозно сказал Смага. – Ты же читал письмо по-татарски.
– Дело важное, – сказал Наум Васильев, – а посему следует тебе, Смага, по установленному обычаю целовать крест и Евангелие. После того ты станешь говорить мне всю истину без хитростей, без утаек. А то, что ты поведаешь мне в тайне, в тайне же и сохраним. Кроме тебя, меня и бога, до положенного часа никто о том не должен сведать.
Дав нерушимую клятву крестоцелованием, Смага Чершенский стал открывать перед Васильевым тайну:
– Издалека – так в старину говорили – виднее. Странствовал я немало, натерпелся, наголодался, ума набрался, и то дает мне право при светлой памяти сказывать вам: дело Маринки Мнишек живет и поныне! Дело изменника и вора Ивана Заруцкого и ныне живет на Дону!
– Почто ты так? Обдумано ли? Доказано ли?
– Будьте во всем отныне весьма зорки, осторожны, – продолжал Смага. – Вам на Дону уготованы злодейская смерть и измена! – Он достал из-под истлевшей рубахи письмо, писанное по-татарски. – Читай!
Наум Васильев стал читать. Когда кончил, спросил:
– И то все правда?
– Мои старые глаза давно смотрят в могилу, а сердце и душа живут молодо и желают земле моей добра. Читай другое письмо.
Письмо было написано по-польски.
– Однако занятно! – сказал Васильев. – Придется молить о помощи Марину Куницкую, – польскому не учен.
– Поупаси тебя бог! – грозно сказал Смага. – Ты же читал письмо по-татарски.