Осада Азова   ::   Мирошниченко Григорий Ильич

Серапион подмигнул Гришке Нечаеву и промолвил по-украински:

– Гей, золото девка! – Подошел к возу, уставился старыми глазищами: – Ох, братцы донцы, пропадай телега!

Гуня громко и весело расхохотался:

– Та то, дурень, моя ридна дочка Палашка! Матерь ее татары свели. А дочка теперь всюду зо мною, во всех походах…

– Э, раскумекал! – с грустью сказал Серапион, взял Гришку за руку и уныло побрел в крепость.

Кто-то из запорожцев сказал им вслед:

– Чуе кит у глечику молоко, та морда коротка.

Все весело рассмеялись.



ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ



Васька Белокопытов и Васька Белоусов, посланные атаманом Васильевым в Черкасск, вернулись скоро и привезли с собой Ванду Блин-Жолковскую, крепко привязанную к седлу, – пышную, беловолосую, разрумянившуюся. Полячка была нарядная, веселая. Не гляди, что дорога была немалая, – глаза ее искрились, смеялись. Она была в синем бархате. Поясок, обтягивавший ее полную талию, играл драгоценными камнями. На белой шее поблескивали тремя рядами зернистые бусы, с которых свисал на глубоко дышащую грудь большой сердоликовый камень.

Ванда Блин-Жолковская за свою жизнь на Дону привыкла к неожиданностям. Атаманы и казаки всегда ей казались детьми малыми. То они бывали буйные и злые, то мягкие и сердечные. В один день у них десяток перемен. Пошумят, поболтают, страху нагонят, потом, глядишь, сжалятся. Ванда знает, как с ними ладить.