JК
Осада Азова :: Мирошниченко Григорий Ильич
Страница: 432 из 486Скоро придется лежать нашим тленным телам в вечном доме, в сырой земле! А хотелось бы до того узнать, не даром ли мы бились, не даром ли отдавали свою кровь, сердца и души за землю нашу?
Слова Тимофея Рази горячили собравшихся.
– Перед боярами не гните спины! Говорите всю правду государю! Мы дряхлые и помрем тут все до единого! А нет – сменим свои боевые кровавые зипуны на мирное монашеское облачение, уйдем в монастыри, пострижемся в монахи.
– Уйдем в монастыри! – закричало несколько голосов из войска. – Перестанем служить государю своей саблей! Разя дело молвил!
Прощай, белый свет, прощай, тихий Дон!
Вы простите, казаки, други-товарищи!
Мы распустим своих ясных соколов,
Ясных соколов, донских казаков! —
прозвучала где-то за стенами города казачья песня. Видно, пропели ее на ближнем кургане караульщики.
Казаки поразумнее, поспокойнее сказали Тимофею Разе:
– Не рано ли, батя, в монастырь нас ведешь? Глянь-ка на Черкашенина. Он и стар, и слеп, и ноги его едва стоят на земле, а он словно дуб вековой: не падает, хранит в себе дух бодрости. Рановато нам в монахи постригаться!
– Рановато! Да и до монастырей брести далече. Успеется! – закричали многие.
– Успеется, так пускай и успеется, – в раздумье медленно проговорил Тимофей Разя, оглядев толпу. – Я-то будь ведомо вам, в монастырь, пожалуй, последним пойду…
– Ха-ха-ха! – засмеялся кто-то рядом.
Разя повернул голову и увидел Степана, зажимавшего ладонями рот.
Слова Тимофея Рази горячили собравшихся.
– Перед боярами не гните спины! Говорите всю правду государю! Мы дряхлые и помрем тут все до единого! А нет – сменим свои боевые кровавые зипуны на мирное монашеское облачение, уйдем в монастыри, пострижемся в монахи.
– Уйдем в монастыри! – закричало несколько голосов из войска. – Перестанем служить государю своей саблей! Разя дело молвил!
Прощай, белый свет, прощай, тихий Дон!
Вы простите, казаки, други-товарищи!
Мы распустим своих ясных соколов,
Ясных соколов, донских казаков! —
прозвучала где-то за стенами города казачья песня. Видно, пропели ее на ближнем кургане караульщики.
Казаки поразумнее, поспокойнее сказали Тимофею Разе:
– Не рано ли, батя, в монастырь нас ведешь? Глянь-ка на Черкашенина. Он и стар, и слеп, и ноги его едва стоят на земле, а он словно дуб вековой: не падает, хранит в себе дух бодрости. Рановато нам в монахи постригаться!
– Рановато! Да и до монастырей брести далече. Успеется! – закричали многие.
– Успеется, так пускай и успеется, – в раздумье медленно проговорил Тимофей Разя, оглядев толпу. – Я-то будь ведомо вам, в монастырь, пожалуй, последним пойду…
– Ха-ха-ха! – засмеялся кто-то рядом.
Разя повернул голову и увидел Степана, зажимавшего ладонями рот.