Осада Азова   ::   Мирошниченко Григорий Ильич

Крякнул тюремный староста, рыжебородый казак в малахае Максим Скалодуб, тяжелым тюремным ключом, натужась, повернул в левую сторону, три раза в пра­вую, – зазвонил замчище, заиграл неслыханными колокольцами и раскрылся.

– А погоди, Максим, не закрывай тюрьмы! – кричали с помоста. – Чтоб Мишке скуки не было в тюрьме, сажай к нему Алешу Старого, Наума Васильева да Каторжного Ивана. Вольготнее будет нам без них кричать атамана!

В крепости закричали:

– Любо!

– Не любо!

– Сажать!

– Не сажать атаманов!

Всех атаманов кинули в тюрьму. Хотели было и деда Черкашенина, а он сел на помосте, снял шапку, да и сказал:

– По тюрьмам я от войска Донского храброго отродясь не сиживал, а от вас, корыстных да кривых обманщиков люда праведного, по горло во лжи утонувших, сидеть в тюрьме николи и ни за что не стану. Рубите голову!

Совесть заела все же – не срубили голову знатному атаману. Крикнули Корнилия. А в это время черный поп Серапион, да войсковой писарь Федор Иванович Порошин, да дьяк Гришка Нечаев внимательно разглядывали царскую грамоту. Серапион тихо и хрипловато сказал:

– А печать царя Михаила Федоровича да вовсе не така… Та печать на трех створках… а тут их две только!

– Ну?! – шепотом спросил Порошин. – И мне так сдается – всегда бывало три…

– А писано: с одной стороны – «Божиею милостию великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович». Дважды сказано «великий», а тут единожды!

Дьяк Гришка сверил эту грамоту с другой.