Осени не будет никогда   ::   Липскеров Дмитрий

Супруга тогда его грязной рубашкой утерлась, стала бледной лицом и лишь одно сказала:

— Еще раз такое, и сдам на казенный харч! И мужика себе враз найду, о трех ногах…

— Ы-ы-ы! — провыл напуганный Шашкин…

Она вошла к нему, везя перед собою на тележке таз блинов, со словами: «Нечего тебе здесь во тьме сидеть», — отдернула шторы, открыла форточку и впустила в комнату солнечный день, пахнущий бесснежьем, свечным дымком от соседствующей церкви, и все это вперемежку с могучим блинным запахом.

Шашкин смотрел на тележку и уже не держал во рту слюны — тоненькой ниткой она тянулась к подбородку, задорно поблескивая на солнце.

На столе помимо таза с основным еще имелась и прозрачная емкость с белейшей сметаной, густой, с какими-то даже разводами плотности внутри, рядышком пряталась пиала с растопленным сливочным маслом, словно янтарь расплавили.

Антонида утерла мужу подбородок.

У Шашкина от созерцания такой радости вся ярость вмиг улетучилась в форточку, он приподнялся на локтях и увидел ее — прозрачную, как шашкинская слеза, как бриллиант Шахин-шаха, спокойную, словно поверхность Байкала, на треть заполняющую хрустальный графин с высоким горлом и пробкой-короной, и хрен с ней, как она называется — «Столичная» или «Московская», все одно — она присутствует на праздничном столе!..

«Хвала тебе, Антонида!» — пропел про себя парализованный.