JК
Отдушина :: Маканин Владимир
Страница: 14 из 15Склонившись к плите и скребя ножом в сковородке, она плачет:
— Павел, у меня ведьничего в жизни нет — только наши мальчики… — А час спустя температура подскакивает до сорока. Жена ложится в постель и опять мнительно плачет, и слова ее опять впопад: — Павел… Прошу тебя — не женись больше.
Лицо у нее пылающее, красное.
— Если умру, береги мальчиков… — Жена лежит лицом к белому потолку; как все больные, она не целит словами в конкретность, она сейчас отделена и отчуждена и ушла в свои долины. Михайлов несильно сжимает ей руку. Он понимает, что жена не умрет, но испуг уже коснулся его и задел — оттиск какого-то страха, затаенного и угнездившегося в каждом человеке с детства.
И вот тут она звонит. Из другой комнаты (прикрыв плотнее дверь) приглушенным голосом Михайлов объясняет, что приехать сейчас не может — больна жена.
— Да, да, — шепчет Алевтина, с сочувствием шепчет, — когда мне тебя не хватает, когда ты мне нужен, у тебя больна жена…
И, вздохнув, кладет трубку.
Михайлов выкуривает сигарету на кухне, потом тяжело топает к детям. Они отрываются от уроков, выходят из комнаты и стоят, стройные и тоненькие сыны. Лица их с оттиском того самого страха: мать больна. Они стоят, подняв лица к отцу, как бы вынув и выложив свои детские души, — ждут.
— Ребятки… — он откашливается. — Бросьте на время уроки.
Они молчат. Уже девятый час вечера.
— Бросьте на время уроки и идите к маме. Я должен уехать.
Он не объясняет. Они привыкли понимать его, и верить ему, и слушаться с полуслова.
— Павел, у меня ведьничего в жизни нет — только наши мальчики… — А час спустя температура подскакивает до сорока. Жена ложится в постель и опять мнительно плачет, и слова ее опять впопад: — Павел… Прошу тебя — не женись больше.
Лицо у нее пылающее, красное.
— Если умру, береги мальчиков… — Жена лежит лицом к белому потолку; как все больные, она не целит словами в конкретность, она сейчас отделена и отчуждена и ушла в свои долины. Михайлов несильно сжимает ей руку. Он понимает, что жена не умрет, но испуг уже коснулся его и задел — оттиск какого-то страха, затаенного и угнездившегося в каждом человеке с детства.
И вот тут она звонит. Из другой комнаты (прикрыв плотнее дверь) приглушенным голосом Михайлов объясняет, что приехать сейчас не может — больна жена.
— Да, да, — шепчет Алевтина, с сочувствием шепчет, — когда мне тебя не хватает, когда ты мне нужен, у тебя больна жена…
И, вздохнув, кладет трубку.
Михайлов выкуривает сигарету на кухне, потом тяжело топает к детям. Они отрываются от уроков, выходят из комнаты и стоят, стройные и тоненькие сыны. Лица их с оттиском того самого страха: мать больна. Они стоят, подняв лица к отцу, как бы вынув и выложив свои детские души, — ждут.
— Ребятки… — он откашливается. — Бросьте на время уроки.
Они молчат. Уже девятый час вечера.
— Бросьте на время уроки и идите к маме. Я должен уехать.
Он не объясняет. Они привыкли понимать его, и верить ему, и слушаться с полуслова.