Отец-Лес   ::   Ким Анатолий

А на следующее утро в село приехал на крестьянской подводе Николай с семьёю и застал брата с невесткой сидящими на скамье под липами, перед кучей обгорелых брёвен, во что превратилось родовое гнездо Тураевых. Пожарище ещё курилось голубоватым кудрявым дымом, ветер сносил его к уцелевшей садовой скамье, выкрашенной зелёной масляной краской, дым был едким, горьким, и представлялось мне, что это от него столь опухли и стали красными глаза у Тамары Евгеньевны. Николай Николаевич оставил жену с детьми сидеть на заваленной узлами телеге, а сам подошёл к скамейке и опустился на неё рядом с невесткой. Она почему-то с виноватым видом посмотрела на него и с привычной чопорностью, столь жалкой теперь, протянула ему руку и молвила:

– Слыханное ли дело, Николай… Вот, сожгли и нас мужики.

– Всё равно я народ не виню, – перебил жену Андрей, произнося слова безжизненным деревянным голосом – сейчас особенно чёрствым и безжизненным. – Народ не виноват, это мы виноваты.

– Какой народ, братушка? – ответил Николай. – Грабители это, а не народ… Это мы с тобой теперь народ, потому что мы – обездоленные. Ведь так выходит по твоим понятиям? Народ – значит обездоленные…

– Не будем спорить, – устало отмахнулся Андрей. – Чего стоят теперь наши споры. Революция пришла, новые силы всколыхнулись.

– Насилие пришло, новые грабители всколыхнулись, – ядовито вторил Николай.