Отныне и вовек   ::   Джонс Джеймс

Сейчас, конечно, будет потруднее. Но вернусь-то я доброй вольно. Мне только доложиться в роте, что вернулся, – и порядок.

– Ты, я вижу, взял у меня пистолет, – сказала Альма.

Жоржетта дочитала, положила газету на стул, потом, не говоря ни слова, подошла к дверям погружающейся в вечерние сумерки веранды и начала задергивать светомаскировочные шторы.

– Он мне, наверно, и не понадобится, – сказал Пруит. – Это я так, на всякий случай. Как только отпустят в увольнительную, принесу. Ладно. – Он был уже на полпути к двери. – Еще увидимся, девочки. Когда буду выходить, лучше потушите свет.

– А ты не хочешь подождать до утра? – спросила Альма. – Скоро совсем стемнеет.

– Еще чего! Я бы и раньше ушел, но решил, дождусь сначала тебя. А то, думаю, придешь – меня нет, будешь волноваться.

– Очень благородно с твоей стороны, – сухо сказала она.

– Я считал, что обязан тебя хотя бы предупредить.

– И на том спасибо.

Он взялся за ручку двери, но, услышав это, резко повернулся.

– В чем дело? Ты что, думаешь, я больше сюда не приду? За самоволку меня, конечно, оставят на пару недель без увольнительных, но, как только отпустят в город, обязательно увидимся.

– Не увидимся, – сказала Альма. – Меня здесь уже не будет. И Жоржетты тоже, – добавила она.

– Это почему?

– Потому что мы возвращаемся в Штаты! – взорвалась она.

– Когда?

– У нас билеты на шестое января.

– Та-а-к, – протянул он и снял руку с дверной ручки.