Отныне и вовек   ::   Джонс Джеймс

Стены здесь были ярко покрашены в цвета полка, а в центре, в застекленном лакированном шкафу, хранились важнейшие призы полковых спортсменов.

– Паршиво получается, – осторожно начал Ред. – Тебя скоро в большевики запишут. Ты, Пруит, сам себе яму роешь.

Пруит молчал.

В ресторанчике было пусто. Молодой Цой и его отец о чем-то болтали за стойкой. Седая борода и черная шапочка старика тотчас исчезли за дверью кухни, а молодой Цой, молодой Сэм Цой подошел к их столику.

– Пливет, Плу, – сказал молодой Цой. – Моя слысала, твоя пелеводицца. Моя так думает сколо, да?

– Скоро, – сказал Пруит. – Сегодня.

– Сегодня? – Молодой Цой улыбнулся. – А не свистись? Сегодня и пелеводисся?

– Да, сегодня, – нехотя подтвердил Пруит.

Молодой Цой, продолжая улыбаться, с сожалением показал головой. Потом повернулся к Реду:

– Сумаседсий! Из голнистов уйти на стлоевую?!

– Слушай, – сказал Пруит, – ты принесешь нам поесть или нет?

– Холосо, холосо. – Молодой Цой снова расплылся в улыбке. – Сицас несу.

Он отошел от стойки и скрылся за качающейся дверью кухни. Пруит проводил его взглядом и буркнул:

– У, морда косоглазая!

– Чего ты? Молодой Цой – хороший мужик, – вступился Ред.

– Это точно. И старый Цой тоже хороший мужик.

– Он тебе добра желает.

– Это точно. Мне все добра желают.

Ред смущенно пожал плечами. Они молча сидели в полутемном, сравнительно прохладном зале и слушали, как высоко на стене лениво жужжит вентилятор, пока наконец молодой Цой не поставил перед ними яичницу с ветчиной и кофе.