JК
Охонины брови :: Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Страница: 30 из 30Охоня часто плакала, когда ребята на улице ей проходу не давали: и раскосая, и черная, и киргизская кость. Матери подучат, а ребятишки выкрикивают.
Вошел Арефа в свою избушку и долго молился образу Прокопия, который стоял в переднем углу, а потом уже поздоровался с женой.
– Ну, здравствуй, Домна Степановна… Каково живешь-можешь?
– Ох, и не спрашивай, Арефа Кузьмич! – всплакала дьячиха. – И свету божьего без тебя не видала… Глазыньки все проплакала.
Лошадь Арефа отправил к попу Мирону с Охоней, да заказал сказать, что она приехала одна, а он остался в Усторожье. Не ровен час, развяжет поп Мирон язык не ко времени. Оставшись с женой, Арефа рассказал, как освободила его Охоня, как призывал его к себе воевода Полуект Степаныч и как велел, нимало не медля, уезжать на Баламутские заводы к Гарусову.
– Опять ты сиротой останешься, Домна Степановна, – проговорил он ласково, жалея жену. – Сколь времени, а поживу у Гарусова, пока игумен утишится… Не то горько мне, што в ссылку еду и тебя одну опять оставлю, а то горько, што на заводах все двоеданы [8] живут. Да и сам Гарусов двоеданит и ихнюю руку держит… Тошно и подумать-то, Домна Степановна.
Запричитала и завыла дьячиха пуще прежнего, пока муж не цыкнул на нее. Потом он осмотрел хозяйским глазом всю свою домашнюю худобу и за все похвалил дьячиху: все в порядке и на своем месте, любому мужику впору.
– День-то проболтаюсь у тебя, а в ночь выеду на заводы, – сказал Арефа, когда послышались шаги Охони.. Груздев
Вошел Арефа в свою избушку и долго молился образу Прокопия, который стоял в переднем углу, а потом уже поздоровался с женой.
– Ну, здравствуй, Домна Степановна… Каково живешь-можешь?
– Ох, и не спрашивай, Арефа Кузьмич! – всплакала дьячиха. – И свету божьего без тебя не видала… Глазыньки все проплакала.
Лошадь Арефа отправил к попу Мирону с Охоней, да заказал сказать, что она приехала одна, а он остался в Усторожье. Не ровен час, развяжет поп Мирон язык не ко времени. Оставшись с женой, Арефа рассказал, как освободила его Охоня, как призывал его к себе воевода Полуект Степаныч и как велел, нимало не медля, уезжать на Баламутские заводы к Гарусову.
– Опять ты сиротой останешься, Домна Степановна, – проговорил он ласково, жалея жену. – Сколь времени, а поживу у Гарусова, пока игумен утишится… Не то горько мне, што в ссылку еду и тебя одну опять оставлю, а то горько, што на заводах все двоеданы [8] живут. Да и сам Гарусов двоеданит и ихнюю руку держит… Тошно и подумать-то, Домна Степановна.
Запричитала и завыла дьячиха пуще прежнего, пока муж не цыкнул на нее. Потом он осмотрел хозяйским глазом всю свою домашнюю худобу и за все похвалил дьячиху: все в порядке и на своем месте, любому мужику впору.
– День-то проболтаюсь у тебя, а в ночь выеду на заводы, – сказал Арефа, когда послышались шаги Охони.. Груздев