Страница:
40 из 73
Люс инстинктивно почувствовала его озноб и поспешила приготовить и вскипятить на спиртовке чашку шоколада. Они подкрепились. Люс по-матерински укутала Пьера платком; он не противился, нежась, как котенок, в теплоте шерсти. Мысли их снова вернулись к прерванной беседе.
Пьер спросил:
— Вы с вашей матерью — обе такие одинокие, — наверное, очень близки?
— Да, — ответила Люс, — были близки.
— Были? — переспросил Пьер.
— О, мы и сейчас очень любим друг друга! — Люс досадовала на себя за это случайно вырвавшееся слово. (Почему она всегда говорила ему больше, чем следовало? Он ведь не расспрашивал ее, не решался расспрашивать. Но Люс чувствовала, что сердце Пьера вопрошало ее. А это так сладко — довериться другу, впервые в жизни! Тишина дома и полумрак комнаты располагали к откровенности.) Она сказала:
— За последние четыре года произошло столько непонятного! Все так изменились!
— Вы хотите сказать, что ваша мать изменилась или вы сами?
— Все изменились, — повторила Люс.
— Но в чем?
— Трудно сказать. Только чувствуешь, что везде, среди знакомых и даже в семье, уже не те отношения. Ни в ком нельзя быть уверенным; встаешь утром и думаешь: «Что-то принесет вечер? Узнаю ли я своих близких?» Точно барахтаешься в волнах, держась за дощечку, и она вот-вот перевернется.
— Но что, собственно, произошло?
— Не знаю, — ответила Люс, — не могу объяснить. Но это — с войны. Что-то носится в воздухе. Все в смятении.
|< Пред. 38 39 40 41 42 След. >|