Палач   ::   Лимонов Эдуард

Откровенности он сам хотел, добился, но, добившись, теперь боялся Наташкиной бесстыдно свободной души. «Может быть, это мое польское воспитание, мои сдержанные католические родители-учителя? — осторожно предполагал Оскар. — А Наташка — русская, в ней больше стихии, чем во мне». Сколько-нибудь связного объяснения тому феномену, что Наташка, устав от Оскарова умелого и изобретательного члена, вдруг отправлялась к членам неумелым и неизобретательным, Оскар так никогда и не получил. Оскар называл Наташку блядью, дырой, дешевым куском мяса, но русская женщина была упряма и таила в себе причину своей распущенности. Своего паскудного поведения. Может, поэтому Наташка так и осталась загадкой для Оскара. Он не мог понять, как от лучшего можно уходить к худшему. Ему, Оскару, тоже нравились случайные связи, они его возбуждали, правда ненадолго, но такого качества, как с Наташкой, половой акт ни с одной женщиной не достигал…

Как бы там ни было, Оскар понял, что их отношения с Наташкой могут продолжаться еще полстолетия, до их смерти, что это тщательно сбалансированные отношения. И в этих отношениях, понимал Оскар, он был страдающей слабой стороной. Инициатива принадлежала Наташке.

Только ненадолго, как сегодня, приковав ее тело к кровати, хлеща плеткой по ее груди и щели, рукою насильно вскрывая Наташкин рот и всовывая туда член, мог Оскар насладиться доминантной позицией, побыть хозяином этой неверной женщины… «Марк Хатт тоже был доминантным, играл «хозяина», — подумал Оскар.