Палачи и жертвы   ::   Гасанов Эльчин

Он боялся, возможно впервые, по крайней мере таким его никто не видел. На него было жалко смотреть, и положение становилось катастрофичным еще и оттого, что Коба по своему характеру был человеком сильным, храбрым, но и он не мог устоять перед таким диким и смертоносным прессом. Это было выше его сил. Расул-заде дал ему ценный совет.

- Возьми себя в руки, Коба, хотя бы по частям. Докажи всем, что ты не брезглив.

Стыд и ужас, неопределенность и, такое, холодное одиночество (к обычному одиночеству Коба уже привык, сидя в одиночных камерах) давили на него тяжелейшим грузом. Уже многим было ясно, что Мешади Кязым пришел по его душу. Прелюдия смерти витала в потолках камеры.

Так прошли три дня. Мешади Кязым особо не рисовался. Сидел у себя на нарах, отдыхал себе, или как теперь говорят, загорал. За ним ухаживали зеки, приносили пищу и выпивку, чтобы он не утруждался вставать. Мешади Кязым постоянно лежал. Если заключенные в тюрьмах сидят, как это принято говорить, то Мешади именно лежал. Какой-то старый узник, стоя, у его изголовья, развлекал его, читая ему стихи неизвестного поэта.

''Когда в цепях, во тьме сырого свода,

Твоих сынов томят за годом год,

В их муке зреет для врагов невзгода,

И слава их во всех ветрах поет''.

Иосиф Джугашвили за эти дни почти поседел. Он уже не гулял по камере взад вперед, как раньше, он старался не высовываться, не показываться в лишний раз ему на глаза. Один раз они встретились взглядами с Мешади Кязымом.