Страница:
37 из 45
Витька уважал Яшу, да и жалел собаку"дорогая дюже и такая душевная - умница, лапотуля", но у Машки влажным огнем горели глаза, и черные, как вишни в темноте, губы то скользили по его уху, то увязали в его губах - Витька согласился. Он согласился бы тогда и на человекоубийство - почувствовал себя бесшабашным, смелым, жестоким.
Наташа пошла в комнату, где пахло перегаром и псиной, спал на бывшей материной кровати скорченный Яша под телогрейкой. Оса двошила под кроватью, бахрома спадала ей на нос. Наташа поманила кусочком хлеба, Оса выползла, пошла, слабо качая хвостом, тянулась понюхать. Наташа раскрошила хлеб в петлю, Оса стала собирать, заваливая морду, выворачивая удивленный глаз на Наташу, язык сокращался как слизень. "Хорошая, хорошая" - Наташа аккуратно подняла петлю к загривку, легко затянула. Витька удушил, в мешок, отвез на скотомогильник.
Оса убежала - Яша искал в "Искре", в Шовском, в Курпинке, в Кочетовке. Люди смеялись над ним. Пьяный, он бродил вдоль крупнозернистых мартовских сугробов, круша сапогами льдинки, похожие на кристаллы соли, пар шел от его мокрого горячего лица - "ведь не осталось никого, все предали, все суки".
В Кочетовке Яша не хотел заходить к сестре - она больше всех уговаривала тогда, но машина стояла - значит, зять дома. Яша остановился, вспомнил, как Витька возил его в "Искру" - "один он мне друг, хоть ему пожалюсь".
Витька увидел пьяное, в голубых слезах лицо шурина.
|< Пред. 35 36 37 38 39 След. >|