Парк-авеню 79   ::   Роббинс Гарольд

Я взял ее ладонь в свои руки и мягко спросил:

— Почему ты мне ничего не сказала?

Она не ответила, лишь блеснула из-под опущенных век влажными от слез глазами.

— Почему, Мария?

— Знаешь, Майк, много лет назад мне пришлось потерять первого ребенка, поскольку общество не доверило его воспитание осужденной матери. Потом родилась Мишель и... Словом, над ней нависла угроза. Чтобы сохранить дочь, я должна была молчать.

С порога раздался резкий голос Вито:

— Вы идете, Мэриен?

Выдернув руку, она шепнула:

— Прости, Майк.

Когда они, наконец, ушли, я медленно подошел к Старику.

— Сэр, я все вам испортил.

Он улыбнулся:

— Ничего, бывает... Прости, что не поверил тебе, Майк.

— Пустяки, Джон. Теперь это не имеет никакого значения.

Старик кивнул и тяжело поднялся из-за стола:

— Пора идти, сынок. Через несколько минут начнется вся эта бодяга.

Вот теперь я понял, как чувствовали себя римские гладиаторы перед выходом на арену. В памяти сама собой проснулась фраза:

— Моритури те салютамус!

По-видимому, Старика поглотили невеселые мысли. Он резко очнулся и переспросил:

— Что? Что ты сказал?

Шеф блестяще знал латынь и гордился этим, но теперь, не расслышав моих слов, попал впросак. Я самодовольно ухмыльнулся:

— Мы, идущие на смерть, приветствуем тебя!

Зал был битком набит публикой. Над рядами повисло напряженное ожидание, словно каким-то таинственным образом все узнали о из ряда вон выходящем событии.