Паучиха   ::   Пьецух Вячеслав

Ну и побоище наши мужики устроили, целый день дрались, как все белены объелись! Подерутся-подерутся, устанут, перекусят, и опять драться!

Я сказал:

- Позвольте! Если вы говорите "сразу же после воли", то, стало быть, имеется в виду тысяча восемьсот шестьдесят второй год?! Это что же получается: что вам сейчас как минимум сто сорок лет, ибо вы уже нянчили младшего брата Ваню?!

- Очень может быть, - сказала Марья Ильинична и вся заметно подобралась, точно этот невероятный возраст ее как-нибудь уличал. - Я столько всего повидала в жизни, что очень может быть, что мне сейчас идет сто сорок первый год. И дядя мой родной мне серпом мизинец отчинил за мелкое воровство, и в коллективизацию мы всей деревней в землянках жили, потому что нам в назидание прислали на постой полк кавалерии, и после войны, прости Господи, кошек я ела, и вот этими самыми руками повывела в нашем колхозе яблоневые сады.

Я спросил:

- Яблони-то тут при чем?

- А вот как правительство ввело безобразный налог на яблони и на мелкий рогатый скот, то стали мы всей деревней резать коз и корчевать яблоневые сады.

- Да, - сказал я, - не сладкая у вас была жизнь, это, как говорится, факт.

- Ну что ты, Алексеич, - тускло улыбнувшись, возразила мне Паучиха, да распрекрасная была жизнь! Я четырех мужей пережила, с восемнадцатого года по двадцать седьмой проживала в барской усадьбе, как княгиня какая-нибудь, целым колхозом командовала, старший сын у меня полковник авиации, да еще у нас на селе всегда был реальный социализм!

- То есть? - не понял я.

- Ну как же: мужики у нас деньги пропивали мирские, общие - это раз; земля всегда принадлежала миру и в то же время как бы была ничья - это два; в-третьих, сколько на моей памяти наши деревенские ни корячились, обыкновенно к весне садились на лебеду.