JК
Печорный день :: Шашурин Дмитрий
Страница: 13 из 14В одночасье стемнело в горах-то, а еще лето. Что ж, будем спать на здоровье. Кто сам рассказал? Ах, Найденкин. Тут дело тонкое, но можно считать, что сам. Он-то? Жив, жив. Ровно столько, сколько мне, из одного как бы детского дома, однако.
Случился этот разговор, которому я придал теперь форму монолога, несколько лет назад в жестком купейном вагоне. Как мне показалось тогда, протекал он легковесно. Видимо, у меня самого было легкое настроение, и я слушал своего попутчика, о таких говорят - неопределенного возраста, не то шестьдесят с чем-нибудь, не то за семьдесят, не только по его совету, с прищуркой, но и с явным недоверием, посмеиваясь про себя.
Под утро его поднял проводник: "Пассажир, просыпайтесь, через четверть часа ...овая. Пассажир..." За окном едва-едва светало и скользили все те же горы. Я уснул до солнца, до равнины.
Непонятно почему, но вспомнился мне печорный день не сразу же, как я услышал о пойманном в лесу, в горах, трех-четырехлетнем мальчике, который так и умер зверенышем, а много позже. Непонятно, почему память не сработала на название станции "...овая", ведь его упоминали в связи с этим происшествием не один раз.
Может быть, название подставилось, когда память реконструировала все в одно мгновение, - подставилось, на самом же деле проводник называл тогда, на рассвете, совсем другую станцию? Но если и не подставилось, а так и было "...овая"? Что из этого? В конце концов, ничто не меняется ни в том, ни в другом случае.
Случился этот разговор, которому я придал теперь форму монолога, несколько лет назад в жестком купейном вагоне. Как мне показалось тогда, протекал он легковесно. Видимо, у меня самого было легкое настроение, и я слушал своего попутчика, о таких говорят - неопределенного возраста, не то шестьдесят с чем-нибудь, не то за семьдесят, не только по его совету, с прищуркой, но и с явным недоверием, посмеиваясь про себя.
Под утро его поднял проводник: "Пассажир, просыпайтесь, через четверть часа ...овая. Пассажир..." За окном едва-едва светало и скользили все те же горы. Я уснул до солнца, до равнины.
Непонятно почему, но вспомнился мне печорный день не сразу же, как я услышал о пойманном в лесу, в горах, трех-четырехлетнем мальчике, который так и умер зверенышем, а много позже. Непонятно, почему память не сработала на название станции "...овая", ведь его упоминали в связи с этим происшествием не один раз.
Может быть, название подставилось, когда память реконструировала все в одно мгновение, - подставилось, на самом же деле проводник называл тогда, на рассвете, совсем другую станцию? Но если и не подставилось, а так и было "...овая"? Что из этого? В конце концов, ничто не меняется ни в том, ни в другом случае.