Пелагея   ::   Абрамов Федор Александрович

Не стесняясь чужих людей, она безутешно плакала, как малый ребенок, питом вскакивала, начинала лихо отплясывать под разнобойное прихлопыванье старушечьих рук, потом опять хваталась за вино и еще пуще рыдала...

Майя-большая, как кавалер, лапала раскрасневшуюся Альку. Та со смехом отпихивала ее от себя, била по рукам и под конец пересела к Мане-маленькой, которая низким, утробным голосом выводила свою любимую "Как в саду при долине...".

Вдруг Анисье показалось-в руках у Альки рюмка.

- Алька, Алька, не смей!

- Тетка, мы траву спрыскиваем. Я траву у Мани-маленькой торгую.

- Траву? - удивилась Анисья. И махнула рукой:

а, лешак с вами! Мне-то что.

- Да я не обманываю, Онисья, - с обидой в голосе заговорила Маня-маленькая. - Когда я обманывала?

У меня трава-то чистый шелк.

Алька начала трясти ее темную пудовую руку. К ним потянулась Маня-большая.

- Ну-ко, я колону. Может, и мне маленько отколется.

Отколется, Матреха?

- Куда от тебя денешься? Выманишь...

Маня-большая, довольная, подмигивая, закурила, а Маня-маленькая опять зарокотала:

- Травка-то у меня хорошая, девка. Надо бы до осени подождать. В травке-то у меня котанушки любят гулять...

- Да твоим котанушкам по выкошенному-то огороду еще лучше гулять, сказала Алька.

- Нет, не лучше. Травки-то им надо. Они из травки-то птичек выглядыпают...

Маня-маленькая тяжко покачала головой и, обливаясь горючими слезами, затрубила на всю избу:

На мою на могилку,

Знать, никто не придет.