JК
Переяславская Рада (Том 1) :: Рыбак Натан
Страница: 97 из 789Еще и теперь шипят, где могут:
«Разве за веру и права народа поднялся Хмель? За себя, за свою собственную обиду, которую причинил ему, хлопу, шляхтич и достойный кавалер Чаплицкий...» Именно так говорил на сейме канцлер Оссолинский...
Они все сделали, чтобы выставить его перед всем светом жалким и недостойным, потому что обесславленного легче поразить и кто на такого руку подымет – тому честь и хвала. Может, и вправду напрасно возвратился он к прежнему, женился на Елене? А разве он мог ее забыть? Нет! Не мог!
Горько было признаться, но должен был.
Чем приворожила к себе? Какой отравой напоила? Нелепые мысли! Отошел от окна. Хотелось думать о другом, но не мог, так же как не мог он забыть ее все эти долгие месяцы, хотя они доверху были полны иным, более значительным для него.
Приглушенно звенят серебряные шпоры. Тонет звон их в пушистом ковре... Хмельницкий еще долго не мог бы погасить воспоминания, если бы не шаги за дверью и голос Демьяна Лисовца с порога:
– Здоров будь, гетман! – Поклонился, а сам почему-то скосил глаза на резную дверь опочивальни.
«И этот, видно, не одобряет...» – подумал Хмельницкий.
– Что скажешь, есаул?
– Лаврин приехал.
– Скорей сюда!
– Умывается, сейчас будет. – Лисовец вышел.
Гетман слегка забеспокоился. Что там сталось, что прискакал Капуста?
А Лаврин уже входил в горницу. Поздоровались, сели у стола.
– Есть недобрые вести?
Капуста разгладил тонкие усы, потер заросшие щеки, подумал: «Надо было бы побриться».
– Не тяни! – гетман смотрел в глаза строго.
«Разве за веру и права народа поднялся Хмель? За себя, за свою собственную обиду, которую причинил ему, хлопу, шляхтич и достойный кавалер Чаплицкий...» Именно так говорил на сейме канцлер Оссолинский...
Они все сделали, чтобы выставить его перед всем светом жалким и недостойным, потому что обесславленного легче поразить и кто на такого руку подымет – тому честь и хвала. Может, и вправду напрасно возвратился он к прежнему, женился на Елене? А разве он мог ее забыть? Нет! Не мог!
Горько было признаться, но должен был.
Чем приворожила к себе? Какой отравой напоила? Нелепые мысли! Отошел от окна. Хотелось думать о другом, но не мог, так же как не мог он забыть ее все эти долгие месяцы, хотя они доверху были полны иным, более значительным для него.
Приглушенно звенят серебряные шпоры. Тонет звон их в пушистом ковре... Хмельницкий еще долго не мог бы погасить воспоминания, если бы не шаги за дверью и голос Демьяна Лисовца с порога:
– Здоров будь, гетман! – Поклонился, а сам почему-то скосил глаза на резную дверь опочивальни.
«И этот, видно, не одобряет...» – подумал Хмельницкий.
– Что скажешь, есаул?
– Лаврин приехал.
– Скорей сюда!
– Умывается, сейчас будет. – Лисовец вышел.
Гетман слегка забеспокоился. Что там сталось, что прискакал Капуста?
А Лаврин уже входил в горницу. Поздоровались, сели у стола.
– Есть недобрые вести?
Капуста разгладил тонкие усы, потер заросшие щеки, подумал: «Надо было бы побриться».
– Не тяни! – гетман смотрел в глаза строго.