Бронепоезд No 14,69   ::   Иванов Всеволод

Рябая, маленькая старуха с ковшом святой воды ходила по опушке и с уголька обрызгивала идущих. Они ползли, сворачивали к ней и проползали тихо, похожие на стадо сытых возвращающихся с поля овец.

Вершинин на телеге за будкой стрелочника слушал донесения, которые читал ему толстый секретарь.

Васька Окорок шепнул боязливо:

-- Страшно, Никита Егорыч?

-- Чего? -- хрипло спросил Вершинин.

-- Народу-то темень!

-- Тебе что, -- ты не конокрад. Известно -- мир!..

Васька после смерти китайца ходил съежившись и глядел всем в лицо с вялой виноватой улыбочкой.

-- Тихо идут-то, Никита Егорыч; у меня внутри не ладно.

-- А ты молчи и пройдет!

Знобов сказал:

-- Кою ночь не спим, а ты, Васька, рыжий, а рыжая-то, парень, с перьями.

Васька тихо вздохнул:

-- В какой-то стране, бают, рыжих в солдаты не берут. А я у царю-то, почесть, семь лет служил -- четыре года на действительной, да три войны германской.

-- Хорошо мост-то не подняли... -- сказал Знобов.

-- Чего? -- спросил Васька.

-- Как бы повели на город бронепоезд-то? Даже шпал не хотели разбирать, а тут тебе мост. Омраченье!..

Васька уткнул курчавую голову в плечи и поднял воротник.

-- Жалко мне, Знобов, китайца-то! А, думаю, в рай он удет -за крестьянску веру пострадал.

-- А дурак ты, Васька.

-- Чего?

-- В бога веруешь.

-- А ты нет?

-- Никаких!..

-- Стерва ты, Знобов. А, впрочем, дела твои, братан. Ноне свобода, кого хошь, того и лижи.