Первые радости   ::   Федин Константин Александрович

— Аптека, должна ведьбыть аптека на пароходе, — не унимался Цветухин.

— Да не мешайся, барин. Не впервой, — сказал исхудалый грузчик в колючей пегой бороде. — Бери, братцы, на конторку его, на корму.

Крючники нагнулись и подняли Тихона.

— Размяк батя, — вздохнул кто-то.

Его понесли, нестройно и часто переставляя ноги. Аночка бежала позади, постукивая друг о дружку стиснутыми кулачками. Цветухин шёл за ней.

На корме Тихона опустили, подложив под голову заплечье. Пегобородый крючник снял с гвоздя пожарное ведро, навязал на чалку и, кинув за борт, черпнул воды.

— Ну-ка, дочка, — сказал он, — посторонись! — и окатил Тихона водой.

Кудри Парабукина потемнели и плотно облепили голову, она стала маленькой, и по-покойничьи выдался шишкастый белый лоб. Но тут же дрогнули, приоткрылись лиловатые веки, матово проглянули из-под них ещё слепые зрачки, грудь колыхнулась, Парабукин застонал. Подобрав под себя локоть, он хотел приподняться, но не мог.

— Станция… — просипел он.

Аночка ухватилась за его руку.

— Где больно, пап? — вскрикнула она надсадным голоском и опять нетерпеливо стиснула кулачки.

Он повёл на неё бледно засветившимся взором, щеки его дёрнулись.

— Матери… не говори, — выдавил он отрывисто и первый раз ёмко и шумно вздохнул.