Первые радости   ::   Федин Константин Александрович

 — Выжил старик из ума, а об нем два дня только и калякают.

— Умен! — вызывающе-кратко сказал огненный мужчина.

— Я полагаю, — вмешался благовидный человек, тихо дотронувшись пальцем до рукава Пастухова, — Лёв Николаевич ушёл в конце концов от нас с вами.

— Не Лёв, а Лев, — сказал один гимназист.

— Почему — от меня? — недовольно спросил Пастухов.

— Не от вас лично, а от нас с вами, — пояснил человек и обвёл скорбным взором все общество.

— И я бы тоже от вас ушёл, — сказал жестокий молодец, повернулся и широко зашагал через дорогу.

— Тебя бы выгнали, вот ты бы и ушёл, — напутствовал его огненный мужчина.

Пастухов невежливо раздвинул людей руками и отошёл в сторону. Прочитав на стеклянной двери крупную белую надпись — Редакция, — он с размаху открыл вход и, перескакивая через две-три ступени лестницы, взбежал на второй этаж.

В комнате, за конторкой, заваленной влажными полосками газетных гранок, стоял корректор — кудрявый блондин в пенсне на скрученном чёрном шнурочке, с вонючей трубочкой во рту, в старом семинарском сюртуке, из-под которого виднелись ноги колесом.

— Я Пастухов, — сказал Александр Владимирович, снимая шляпу.

Корректор вынул изо рта трубочку, смахнул пенсне и отпил из стакана большой глоток холодного, дочерна настоянного чая. Очевидно, справившись таким образом с некоторым волнением, он пожелал узнать, чем может быть полезен.

— Что известно о Толстом? Он обнаружен?

— Он болен. Он сошёл с поезда в Астапове.