Первые радости   ::   Федин Константин Александрович

В камере, на крайней к окну наре, рослая арестантка, распустив завязку ворота на холщовой рубахе, кормила ребёнка. Сиделка опустила рядом с ней новорождённого, развернула бушлат.

— Вот тебе приёмыш, жалей да жалуй.

Женщины, медленно поднимаясь с нар, стали подходить ближе, полукругом обступая кормилицу. Она отняла от груди ребёнка, положила его на подушку и взяла к себе на его место принесённого младенца.

— Полегше твово будет, — сказала одна женщина.

Арестантка вложила в жалкий разинутый рот мокрый сосок груди, но новорождённый бессильно чмокал и с писком глотал воздух. Она сжала его губки жёсткими пальцами вокруг соска, и он начал судорожно подёргивать крошечным подбородком и сопеть ей в грудь.

— Пошёл! — одобрила сиделка.

— Мать-то жива ещё? — спокойно спросила кормилица, похлопывая свободной рукой закричавшего у ней за спиной ребёнка.

— Пока жива.

Все молча глядели, как учится сосать новый обитатель камеры. Наверно, он начал испытывать удовольствие, потому что выпростал из пелёнки ножку с биркой и тихонько дёргал ею. Раздалось два-три вздоха. Молоденькая арестантка утёрлась рукавом и отошла в сторону.

— Свивальников-то у меня нету, — сказала кормилица.

— А вот мать помрёт, и возьмёшь, что от неё останется носильного, — посоветовала какая-то из женщин.

— Ты погляди, — сказала кормилица сиделке.

— Погляжу, — обещала та и простилась.