JК
Песочный дом :: Назаров Андрей
Страница: 435 из 464По силам и старшинствуМарьян мог претендовать на место в наших, но он помнил свой двор и держался правил.
- Я вырос! - кричал Болонка. - Не пойду в фашисты!
- Все выросли, - ответил изуродованный Сопелка.
- Я теперь сильный, я гири поднимаю, - настаивал Болонка.
- Все гири поднимают. К нам эвакуашку, к нам! - кричали фашиствующие Сопелки, завязывая тесемки ушанок.
"Гордецы, - лениво думал Сахан, наблюдая за распрей и механически стуча в барабан. - В эвакуации они не были, патриотизм проявили. А дело и выеденного яйца не стоит: не ждали власти, что немцы за три месяца к Москве выйдут, вот и бросили здесь этих недоумков с мамашами за ненадобностью. Поди и папаша мой от гордости в яме своей пухнет. А не наградили бы ямой - на мосту медяки клянчил".
# # #
Услышав барабан, Лерка сбросил ноги с постели, где лежал, не раздеваясь, застывший между явью и сном.
Она ждала вчера, его Степка, стосковалась, у двери сторожила. Впустив, лязгнула засовом, наглухо заслонясь от чужих, и обхватила, обдала дрожью. Лерка подхватил на руки бьющееся свое счастье, снес ступенями, уложил на топчан, не отстраняясь ни на миг, вошел в отверзшееся тело, вбивая в него отчаяние свое, и с каждым Степкиным стенанием, как никогда долгим, понимал все тоскливее - не очнется она, не узнает, не с ним она вовсе, и это не он так яростно всаживает в нее бесчувственную плоть, будучи не в силах излить весь свой дневной ужас, а кто-то третий потешается здесь над ними, играет ими, играет в них.
- Я вырос! - кричал Болонка. - Не пойду в фашисты!
- Все выросли, - ответил изуродованный Сопелка.
- Я теперь сильный, я гири поднимаю, - настаивал Болонка.
- Все гири поднимают. К нам эвакуашку, к нам! - кричали фашиствующие Сопелки, завязывая тесемки ушанок.
"Гордецы, - лениво думал Сахан, наблюдая за распрей и механически стуча в барабан. - В эвакуации они не были, патриотизм проявили. А дело и выеденного яйца не стоит: не ждали власти, что немцы за три месяца к Москве выйдут, вот и бросили здесь этих недоумков с мамашами за ненадобностью. Поди и папаша мой от гордости в яме своей пухнет. А не наградили бы ямой - на мосту медяки клянчил".
# # #
Услышав барабан, Лерка сбросил ноги с постели, где лежал, не раздеваясь, застывший между явью и сном.
Она ждала вчера, его Степка, стосковалась, у двери сторожила. Впустив, лязгнула засовом, наглухо заслонясь от чужих, и обхватила, обдала дрожью. Лерка подхватил на руки бьющееся свое счастье, снес ступенями, уложил на топчан, не отстраняясь ни на миг, вошел в отверзшееся тело, вбивая в него отчаяние свое, и с каждым Степкиным стенанием, как никогда долгим, понимал все тоскливее - не очнется она, не узнает, не с ним она вовсе, и это не он так яростно всаживает в нее бесчувственную плоть, будучи не в силах излить весь свой дневной ужас, а кто-то третий потешается здесь над ними, играет ими, играет в них.