JК
Петля и камень на зелёной траве :: Вайнер Аркадий
Страница: 577 из 657Просто обнял его и отошел, а он сказал мне вслед:
– Храни тебя Господь…
В пустых кронах деревьев ожесточенно дрались, кричали пронзительно вороны, вновь припустил сильнее дождь, и могильщики закричали:
– Все! Все! Прощайтесь…
Замелькали в глазах лица – набрякшее тяжелое Антона, кукольный лик его жены Ирки, проваливающееся в обморок мятое желтое лицо матери, проплыл невесомо гроб, опустилась крышка, исчезло навсегда улыбающееся лицо отца, застучал молоток, полыхнул пламенем крик, тяжелое сопение могильщика, скрип и стук опускаемого в яму гроба, дробный грохот посыпавшейся вниз глины, плач, сытое шлепание блестящих лезвий лопат, уже не видно красного сатина обивки, и глина не стучит, а тупо чавкает, яма сровнялась с землей, и вырос ровный холмик…
Железная табличка «3. А. Епанчин», два венка, бутоньерка, внасыпку цветы. Я увидел, что Виленка ломает стебли цветов – все подряд.
– Зачем ты это делаешь?
– Не успеем уйти, целые цветы украдут…
Сумасшедший дом. Все, кто хотел в нем выжить, должны были переломиться.
Кто-то похлопал меня по спине. Обернулся -Эва с дочкой. Ее зовут Рита, бледнокартофельный росточек. Мы с тобой, Рита, две родных души, которые оставил здесь твой папка. Что станется здесь с тобой?
– Иди, Риточка, вперед, мы тебя сейчас догоним, мне надо с Алешей поговорить, – сказала ей Эва и обернулась ко мне: – Ну, что скажешь про нашего молодца?
– Ничего не скажу.
– Чего так?
– Это мы с тобой его с двух сторон подпихнули…
– Не выдумывай! – махнула она рукой и неожиданно засмеялась: – Я его даже уважать больше стала. Хотя мне тут дадут за него прикурить…
Я взглянул на нее – чуть заметно тряслись ноздри и зрачок был огромный, почти черный, во весь глаз. Видать, крепко с утра подкололась.
– А чего же ты не спрашиваешь про свою любимую? – сказала она с тем же ненормальным смешком.
– Ты все равно ничего не скажешь. Ты ее ненавидишь…
– Это верно, – легко согласилась Эва. – Но я тебя много лет любила, дурачок. – И добавила с болью: – Ничего ты не понимал никогда.
– Храни тебя Господь…
В пустых кронах деревьев ожесточенно дрались, кричали пронзительно вороны, вновь припустил сильнее дождь, и могильщики закричали:
– Все! Все! Прощайтесь…
Замелькали в глазах лица – набрякшее тяжелое Антона, кукольный лик его жены Ирки, проваливающееся в обморок мятое желтое лицо матери, проплыл невесомо гроб, опустилась крышка, исчезло навсегда улыбающееся лицо отца, застучал молоток, полыхнул пламенем крик, тяжелое сопение могильщика, скрип и стук опускаемого в яму гроба, дробный грохот посыпавшейся вниз глины, плач, сытое шлепание блестящих лезвий лопат, уже не видно красного сатина обивки, и глина не стучит, а тупо чавкает, яма сровнялась с землей, и вырос ровный холмик…
Железная табличка «3. А. Епанчин», два венка, бутоньерка, внасыпку цветы. Я увидел, что Виленка ломает стебли цветов – все подряд.
– Зачем ты это делаешь?
– Не успеем уйти, целые цветы украдут…
Сумасшедший дом. Все, кто хотел в нем выжить, должны были переломиться.
Кто-то похлопал меня по спине. Обернулся -Эва с дочкой. Ее зовут Рита, бледнокартофельный росточек. Мы с тобой, Рита, две родных души, которые оставил здесь твой папка. Что станется здесь с тобой?
– Иди, Риточка, вперед, мы тебя сейчас догоним, мне надо с Алешей поговорить, – сказала ей Эва и обернулась ко мне: – Ну, что скажешь про нашего молодца?
– Ничего не скажу.
– Чего так?
– Это мы с тобой его с двух сторон подпихнули…
– Не выдумывай! – махнула она рукой и неожиданно засмеялась: – Я его даже уважать больше стала. Хотя мне тут дадут за него прикурить…
Я взглянул на нее – чуть заметно тряслись ноздри и зрачок был огромный, почти черный, во весь глаз. Видать, крепко с утра подкололась.
– А чего же ты не спрашиваешь про свою любимую? – сказала она с тем же ненормальным смешком.
– Ты все равно ничего не скажешь. Ты ее ненавидишь…
– Это верно, – легко согласилась Эва. – Но я тебя много лет любила, дурачок. – И добавила с болью: – Ничего ты не понимал никогда.