JК
Пилот первого класса :: Кунин Владимир Владимирович
Страница: 147 из 179Правда, каждый на своем месте и друг к другу никогда по пустякам не лезли. И жены наши дружили.
– Комиссия установила, – сказал он, – что сетка карбюратора была в масле, высотный корректор не промывался, а следовательно, карбюратор перед установкой был не расконсервирован. Вот и получилось, что при плавных переходах с режима на режим двигатель вел себя нормально, а при резком изменении подачи горючего он захлебнулся.
Посмотрел он на всех в упор и жестко так добавил:
– Климов сэкономил два часа рабочего времени и убил человека. У меня все. Вы свободны, товарищи.
Никто не шевельнулся. Сидели все как приклеенные. И я сижу. И чувствую, становится мне так муторно, что подняться сил у меня не будет.
– Вы свободны, товарищи, – негромко повторил он.
Задвигался наконец наш народ, зашевелился, но все молча, без единого слова, без перешептываний. Стулья на место ставят осторожно, чтобы не громыхнуть. И выходить стали тихо.
А я сижу, ноги ватные, и все что-то решаю для себя, решаю... Сам никак не пойму что. Прямо смятение какое-то в голове, затылок болеть начинает.
Вышел он из-за стола, подошел ко мне и сел рядом.
– Здорово, Серега, – сказал он мне.
– Здорово, Петя, – отвечаю я.
– Как Надя?
– Спасибо, в порядке... Как ты-то после смерти Лизоньки?
– Да вот прихожу в себя понемногу...
– Надя очень плакала.
Закурили мы с ним по сигаретке, помолчали, повздыхали, поглядели друг на друга.
– Комиссия установила, – сказал он, – что сетка карбюратора была в масле, высотный корректор не промывался, а следовательно, карбюратор перед установкой был не расконсервирован. Вот и получилось, что при плавных переходах с режима на режим двигатель вел себя нормально, а при резком изменении подачи горючего он захлебнулся.
Посмотрел он на всех в упор и жестко так добавил:
– Климов сэкономил два часа рабочего времени и убил человека. У меня все. Вы свободны, товарищи.
Никто не шевельнулся. Сидели все как приклеенные. И я сижу. И чувствую, становится мне так муторно, что подняться сил у меня не будет.
– Вы свободны, товарищи, – негромко повторил он.
Задвигался наконец наш народ, зашевелился, но все молча, без единого слова, без перешептываний. Стулья на место ставят осторожно, чтобы не громыхнуть. И выходить стали тихо.
А я сижу, ноги ватные, и все что-то решаю для себя, решаю... Сам никак не пойму что. Прямо смятение какое-то в голове, затылок болеть начинает.
Вышел он из-за стола, подошел ко мне и сел рядом.
– Здорово, Серега, – сказал он мне.
– Здорово, Петя, – отвечаю я.
– Как Надя?
– Спасибо, в порядке... Как ты-то после смерти Лизоньки?
– Да вот прихожу в себя понемногу...
– Надя очень плакала.
Закурили мы с ним по сигаретке, помолчали, повздыхали, поглядели друг на друга.