JК
Письма в древний Китай :: Розендорфер Герберт
Страница: 53 из 359Хотя в первый миг мне показалось, что ему переломало все кости.
Обстановка в этом железном доме убогая и довольно грязная. Он даже не разделен на комнаты: это одно помещение, к стенам которого приставлены короткие скамьи. Я спросил у господина Ши-ми, кто хозяин дома, чтобы пойти поприветствовать его, но господин Ши-ми сказал, что это ни к чему. Пока мы ехали, он мне кое-что объяснил. Оказывается, Ша Ля-бан – не настоящий дом, а тоже своего рода повозка, и принадлежит она правителю города Минхэня, мандарину по имени Ки Цзин-гэ [14] : именно он в своей безграничной доброте позволяет жителям пользоваться ими.
В Ша Ля-бане было темно. Люди теснились в нем, обливаясь потом, и пахли сыростью. Довольно часто железный дом неожиданно останавливался как вкопанный, и тогда всех его жителей и гостей бросало в разные стороны. Это напоминало затянувшееся землетрясение. Это тоже устроено очень неразумно. Всякий раз, когда Ша Ля-бан останавливается, множество людей покидает его, а другие входят. Однако при этом никто не здоровается и не кланяется. Так я еще раз убедился, что вежливость пришла здесь в полный упадок. И уже почти уверился, что эти не знающие покоя, вечно мчащиеся куда-то на своих повозках большеносые – вовсе не наши внуки. Не понимаю: куда они все время мчатся, чего ищут? Я долго пытался найти причину этого, но так и не смог. Боюсь, что большеносые и сами ее не знают.
Обстановка в этом железном доме убогая и довольно грязная. Он даже не разделен на комнаты: это одно помещение, к стенам которого приставлены короткие скамьи. Я спросил у господина Ши-ми, кто хозяин дома, чтобы пойти поприветствовать его, но господин Ши-ми сказал, что это ни к чему. Пока мы ехали, он мне кое-что объяснил. Оказывается, Ша Ля-бан – не настоящий дом, а тоже своего рода повозка, и принадлежит она правителю города Минхэня, мандарину по имени Ки Цзин-гэ [14] : именно он в своей безграничной доброте позволяет жителям пользоваться ими.
В Ша Ля-бане было темно. Люди теснились в нем, обливаясь потом, и пахли сыростью. Довольно часто железный дом неожиданно останавливался как вкопанный, и тогда всех его жителей и гостей бросало в разные стороны. Это напоминало затянувшееся землетрясение. Это тоже устроено очень неразумно. Всякий раз, когда Ша Ля-бан останавливается, множество людей покидает его, а другие входят. Однако при этом никто не здоровается и не кланяется. Так я еще раз убедился, что вежливость пришла здесь в полный упадок. И уже почти уверился, что эти не знающие покоя, вечно мчащиеся куда-то на своих повозках большеносые – вовсе не наши внуки. Не понимаю: куда они все время мчатся, чего ищут? Я долго пытался найти причину этого, но так и не смог. Боюсь, что большеносые и сами ее не знают.