JК
Подари себе рай (Действо 1) :: Бенюх Олесь
Страница: 5 из 157Поцелуй был такой острый, долгий, терпкий, что голова его закружилась, в ушах раздался дотоле никогда не слышанный, сладкий, мелодичный звон и сознание затмила яркая, ослепительная в каждом из ее многочисленных цветов радуга. И в висках стучало, гудело, пело одно слово: "Глаша! Ну, Глаша! Ой, Глаша!" У каждого отрочество кончается по разному. У Никиты оно кончилось во время того похода за грибами.
Теперь он долго, с давно забытой и внезапно нахлынувшей нежностью рассматривал белый и подберезовик и непрошеные слезы вновь выступили на глазах. То были слезы сожаления, что жизнь прошла и далеко (ох, как далеко!) не всегда она поворачивалась к нему своей лучшей стороной, хотя и друзья и недруги в глаза и за глаза звали его не иначе, как "везунчик".
Глаша... Не раз вспоминал он ее и работая на заводе, и в шахте, и позднее в Киеве. Но свидеться пришлось лишь раз - на фронте, во время харьковской трагедии. Ночью, во время отступления, скорее похожего на бегство, когда он заскочил в медсанбат навестить своего раненого заместителя. В седом, почерневшем от постоянной напряженности и усталости подполковнике-медике узнал он свою первую в жизни женщину. И такой прекрасной, сказочно красивой показалась она ему при свете коптилок, посреди крови, грязи и хаоса полевой операционной палатки, что он испытал просто глядя на нее - восторг подобный тому, что перевернул его душу во время почти полувековой давности похода за грибами. Строгое лицо, одухотворенное великой жаждой Эскулапа дать жизнь, вернуть жизнь, удержать жизнь.
Теперь он долго, с давно забытой и внезапно нахлынувшей нежностью рассматривал белый и подберезовик и непрошеные слезы вновь выступили на глазах. То были слезы сожаления, что жизнь прошла и далеко (ох, как далеко!) не всегда она поворачивалась к нему своей лучшей стороной, хотя и друзья и недруги в глаза и за глаза звали его не иначе, как "везунчик".
Глаша... Не раз вспоминал он ее и работая на заводе, и в шахте, и позднее в Киеве. Но свидеться пришлось лишь раз - на фронте, во время харьковской трагедии. Ночью, во время отступления, скорее похожего на бегство, когда он заскочил в медсанбат навестить своего раненого заместителя. В седом, почерневшем от постоянной напряженности и усталости подполковнике-медике узнал он свою первую в жизни женщину. И такой прекрасной, сказочно красивой показалась она ему при свете коптилок, посреди крови, грязи и хаоса полевой операционной палатки, что он испытал просто глядя на нее - восторг подобный тому, что перевернул его душу во время почти полувековой давности похода за грибами. Строгое лицо, одухотворенное великой жаждой Эскулапа дать жизнь, вернуть жизнь, удержать жизнь.