JК
Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том I. :: Гончаров Иван Александрович
Страница: 80 из 973– Отчего же никто не говорит?
– Да, вероятно, оттого, что ни у кого нет, – сказал я.
– Ну так начнем пастетом. Андрей, подай!
– Да пастета нет, сударыня: дети дорогой весь изволили скушать.
55
Я не спускал глаз с Тяжеленки: лицо его покрылось гробовою бледностью; он бросил на меня яростный взор.
– У вас, Никон Устиныч, кажется, была ветчина? чего же лучше? – сказал Вереницын. – Велите подать.
– Ее собаки съели, которых вы отогнали от нас, – проговорил с замешательством Тяжеленко.
– Как, батюшка! – проворчала старуха, – мне еще задолго до собак слышалось, что ты как будто всё жевал что-то.
– Нет… это так… ваш изюм ел.
– Ну, нечего толковать много. Подавайте бульон!
– Бульону не брали, сударыня.
– Стало быть, нам приходится обедать à la fourchette,2 – сказал профессор, – горькая доля, господа! Перейдемте к жаркому. У кого есть жаркое и какое?
– У меня никакого. – И у меня. – И у меня, – проговорили один за другим девять голосов, принадлежавшие девяти членам пикника. Остальных трех лиц, то есть Алексея Петровича с детьми, в наличности не оказалось: никто не знал, куда они скрылись, и я уже помышлял об обязанности, которую наложил на себя касательно безопасности больных; но беспокойное, острое, пронзительное ощущение голода заглушило всякое другое постороннее чувство; особенно филантропические помышления.
– Да, вероятно, оттого, что ни у кого нет, – сказал я.
– Ну так начнем пастетом. Андрей, подай!
– Да пастета нет, сударыня: дети дорогой весь изволили скушать.
55
Я не спускал глаз с Тяжеленки: лицо его покрылось гробовою бледностью; он бросил на меня яростный взор.
– У вас, Никон Устиныч, кажется, была ветчина? чего же лучше? – сказал Вереницын. – Велите подать.
– Ее собаки съели, которых вы отогнали от нас, – проговорил с замешательством Тяжеленко.
– Как, батюшка! – проворчала старуха, – мне еще задолго до собак слышалось, что ты как будто всё жевал что-то.
– Нет… это так… ваш изюм ел.
– Ну, нечего толковать много. Подавайте бульон!
– Бульону не брали, сударыня.
– Стало быть, нам приходится обедать à la fourchette,2 – сказал профессор, – горькая доля, господа! Перейдемте к жаркому. У кого есть жаркое и какое?
– У меня никакого. – И у меня. – И у меня, – проговорили один за другим девять голосов, принадлежавшие девяти членам пикника. Остальных трех лиц, то есть Алексея Петровича с детьми, в наличности не оказалось: никто не знал, куда они скрылись, и я уже помышлял об обязанности, которую наложил на себя касательно безопасности больных; но беспокойное, острое, пронзительное ощущение голода заглушило всякое другое постороннее чувство; особенно филантропические помышления.