JК
Помпадуры и помпадурши :: Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
Страница: 67 из 391Он не знал ни наук, ни искусств, и до такой степени мало уважал такназываемых идеологов, что даже из Поль де Кока и прочих классиков прочитал только избраннейшие места[ 34 ]. Любимейшие его выражения были «фюить!» и «куда Макар телят не гонял!»
Тем не менее, когда он объехал губернскую интеллигенцию, то, несмотря на свою безнадежность, понял, что Надежда Петровна составляет своего рода силу, с которою не считаться было бы неблагоразумно.
– Поверьте, mon cher (мой дорогой) , – открывался он одному из своих приближенных, – эта Бламанже... это своего рода московская пресса! Столь же податлива... и столь же тверда! Но что она, во всяком случае, волнует общественное мнение – это так верно, как дважды два![ 35 ] Но что всего более волновало его, так это то, что он еще ничем не успел провиниться, как уже встретил противодействие.
– Помилуйте! я приехал сюда... и, кроме открытого сердца... клянусь богом, ничего! – говорил он, – и что ж на первых же порах!
Однако мало-помалу любопытство взяло верх, и однажды, когда полициймейстер явился утром, по обыкновению, то новый помпадур не выдержал.
– А что... эта старая... какова? – спросил он.
– Птичка-с!
– Гм... вы понимаете... я... Но!..
– Точно так-с.
– Ну да!
У полициймейстера сперло в зобу дыхание от радости. Он прежде всего был человек доброжелательный и не мог не болеть сердцем при виде каких бы то ни было междоусобий и неустройств.
Тем не менее, когда он объехал губернскую интеллигенцию, то, несмотря на свою безнадежность, понял, что Надежда Петровна составляет своего рода силу, с которою не считаться было бы неблагоразумно.
– Поверьте, mon cher (мой дорогой) , – открывался он одному из своих приближенных, – эта Бламанже... это своего рода московская пресса! Столь же податлива... и столь же тверда! Но что она, во всяком случае, волнует общественное мнение – это так верно, как дважды два![ 35 ] Но что всего более волновало его, так это то, что он еще ничем не успел провиниться, как уже встретил противодействие.
– Помилуйте! я приехал сюда... и, кроме открытого сердца... клянусь богом, ничего! – говорил он, – и что ж на первых же порах!
Однако мало-помалу любопытство взяло верх, и однажды, когда полициймейстер явился утром, по обыкновению, то новый помпадур не выдержал.
– А что... эта старая... какова? – спросил он.
– Птичка-с!
– Гм... вы понимаете... я... Но!..
– Точно так-с.
– Ну да!
У полициймейстера сперло в зобу дыхание от радости. Он прежде всего был человек доброжелательный и не мог не болеть сердцем при виде каких бы то ни было междоусобий и неустройств.