Портреты учителей   ::   Деген Ион

Я часто бывал в гостеприимном доме Бориса Михайловича и, в отличие от большинства врачей нашего отделения, которые приходили сюда только в день рождения хозяина, не так изумлялся роскошной сервировке стола, хотя, безусловно, многим предметам место было не здесь, а в музее.

В большие с тяжелыми серебряными крышками крюшовницы из массивного хрусталя, на дне которых была одному Борису Михайловичу известная смесь варений и цитрусовых, выливалось по три бутылки мускатного шампанского, и после обильной закуски – гречневые блины с кетовой, зернистой и паюсной икрой, блины с семгой и балыками и еще многие вкусности – врачи выпивали содержимое крюшовниц, доливали шампанское, и снова выпивали содержимое крюшовниц, и, уже упившись до зеленой зюзи, читали и слушали стихи.

Удивительное было у нас отделение. Знание поэзии нашими хирургами считалось таким же естественным, как знание анатомии.

Борис Михайлович писал весьма приличные эпиграммы. Узнал я об этом случайно. Как-то мы заговорили об одном из наших коллег, избранном в Академию. Я высказал сомнение, смог ли бы академик сдать мне экзамен по своей специальности. Борис Михайлович улыбнулся и прочитал пушкинскую эпигрзмму на Дундукова:

В Академии наук

Заседает князь Дундук.

Говорят, не подобает

Дундуку такая честь.

Отчего ж он заседает?

Оттого, что жопа есть.

– Хотите вариант на нынешних академиков? Городинский, конечно, не Пушкин, но… послушайте:

Дело все рабочих рук.

Уж давно исчез Дундук.

Заседаний же не счесть.

Нет князей, но жопы есть.